Я помню себя с далеких 50-х. Война еще не перешла в разряд далеких воспоминаний, поэтому ценились суровые, волевые качества и в мужчинах и в женщинах.
Подрастало, тем временем, послевоенное поколение, для которого война была прежде всего «суровой романтикой».
Выходили «героические фильмы» о войне и великих стройках. Молодой красивый, артист Ширвиндт обычно играл рафинированных интеллигентов, галантных, умеющих дарить цветы, целовать ручки и говорить комплименты. Однако киношные героини быстро распознавали в нем лживость и эгоизм ненашести.
Девушки экрана предпочитали суровых рабочих, с мозолистыми руками и пролетарской простотой слов и ухаживаний.
Еще не ушло время, когда новорожденных называли Мая, в честь Праздника Труда и Нинель – Ленин наоборот, не говоря о совсем непроизносимых именах.
И в это время суровой романтики и патриотизма в нашем дворе поселилась девочка Роза. Самое странное – она была простой деревенской девочкой.. Это было шоком, но вовсе не от деревенского происхождения девочки с именем Роза, тогда большинство москвичей были деревенского происхождения.
Это подрывало основы исторического момента и противоречило «правде жизни». Нам было лет 10-11, но мы были уверены, что правда жизни в кино и по радио, а вовсе не во дворе.
Ее имя Роза, было из какой-то другой жизни, которую мы никогда не видели, но которая почему-то жила в глубине нашего бессознательного.
Мы с придыханием произносили ее имя и никаких прозвищ ей не придумывали.
И у меня закрадывались смутные сомнения, что эти буржуйские привычки с конфетами, букетами и комплиментами не так уж плохи. Я только входила в переходный возраст, оценить и понять эти чувства было сложно, а поделиться мыслями казалось неприемлемо.
Ах, если меня звали Розой! О таком счастье я не мечтала.