Вечерний час, тела коней
сливаются с желтеющим закатом,
последней тучей горизонт залатан,
и небосвод от этого синей.
Сомненью срок – так пусть он будет краток.
За жеребёнком карим – свист да хлесь;
возвышенна его лихая спесь
и бег обворожителен и сладок.
Сникает свет, храп конский слышен близко,
из-под копыт – осколки первых звёзд;
и чудо-ночь, простёршись в полный рост,
вскрывает вены солнечного диска.
За мглою мгла, и выстлан холм небесный
атласа чёрно-алого ковром,
но не обуздан карий, как фантом,
над временною властвующий бездной.
Всё ближе, ярче лунное дрожанье,
что холодит уставшие глаза,
и серебрит упавшая слеза
вдруг лошадино-искристое ржанье.
Взгляд жеребёнка – ночи рдяной всход.
В любви сомненье – временная ноша.
Я возвращаюсь; звёзды, как пороша,
заполонили небосвод.