В этом городе где-то –
Там, на Химиков, в «пьяном углу», –
Социальное гетто
Погружается в спальную мглу.
Там темно и при свете,
Словно город чужой за спиной.
Бесприютные дети
Там давно уже стали шпаной –
Те же игры на стройках,
Что и в детстве моем – чтоб за грань…
В ядовитых помойках –
Та же вонь, та же вечная брань.
Меж домами – промзона,
От которой колючая дрожь.
Никакого резона
Жить вот так и работать за грош.
В этом омуте сонном,
Что глядит в непроглядную серь,
За бюро похоронным
Общежитья распахнута дверь,
Им же – некуда деться,
Хоть твердят: «Уезжайте скорей!» –
Остается лишь греться
В общежитии, у батарей.
Близ железной дороги,
В той общаге, у дня на краю,
Пес бросается в ноги,
Что заждался хозяйку свою.
В окнах желтые лужи –
Бьют дожди восемь суток подряд.
«Но могло быть и хуже», –
Так в народе, смеясь, говорят…
и:
На проспекте Мира, с правой стороны,
На многоэтажке, что покрыта мраком,
Замычит сирена в случае войны,
Если нас накроет хлором, аммиаком…
Рухнут ли внезапно наши города?
И тогда сирены плач глухой на что нам?
Так трубит Архангел Страшного суда,
Стонет так труба по-над Иерихоном…
Не дай Бог услышать этот смертный вой! –
От сигналов «скорых», от тревог учебных
Нам не по себе, как в панике слепой, –
Комендантский час, парад машин враждебных!..
Мимо всё ходил я, – видно, не к добру
Лишь сейчас заметил вещую сирену.
«Если все погибнем, если я умру…» –
Вздрагиваю, глядя на жилую стену…
Лишь бы этот мир бесследно не исчез,
Аж до основанья, до корней разрушен,
С волнами сирены прямо до небес –
Резче-резче-резче, глуше-глуше-глуше…