Муравейник сделал из меня насекомое.
Я покорно иду за спинами ровными,
рядами стройными.
Вокруг лица злобные,
глаза мёртвые,
отрешённые.
Все спешат по делам своей бытности,
а помните, в юности
у всех были цели заоблачные,
души бездонные?
Теперь остались лишь грусть,
сожаление...
Планы - задавлены,
покрыты инеем.
Колея глубока!
Хорошо укатана!
И края её острые,
ровные,
не по зубам тем, кто хочет вырваться
из этого мира оконного.
Те кто мыслит по-другому,
и'наче,
обречены на скорую смерть в одиночестве,
и никогда не будут своими в обществе,
которого они ищут предел прочности.
Их выталкивают прочь
из колеи-линии,
чтоб не теребили мысли пустые,
синие.
Идут они одни по пустыне,
по бескрайней пустыне сумрака,
пролагая единый, незыблимый,
свой собственный путь в века.
Вот и я не хочу покорным быть,
за стадом бездушных
в колее одной следовать.
Пусть сгорю других быстрее я,
но не задумывались ли вы, бренные,
что у каждго есть своё
предназначение?