Гость сезона Александр Крупинин

Литературный Фестиваль Рунета
Сегодня у нас в гостях автор, известный и на стихи-ру, и за ее пределами – поэт, любимый и пишущими, и читающими: Александр Крупинин (http://www.stihi.ru/avtor/elephantfish).
Его тонкие, богатые на подтекст и одновременно на всяческую вольницу, задумчивые и светлые, ироничные и добрые стихи не просто прекрасны, но истинно удивительны. Авторский мир мучительно узнаваем и одновременно сногсшибательно фантазиен. «Культурная подложка» обширна и многослойна, слова никогда не случайны… и если мы чего-то не понимаем сразу и приходится выяснять, то это тем более хорошо: значит, авторский голос «приподнимает» читателя, дает столько, сколько тот сможет/захочет унести.

Огромное спасибо Александру, согласившемуся побеседовать с нами. Предлагаем всем вам присоединиться к нашему разговору - и о поэзии, и о жизни…

Минц
http://www.stihi.ru/2014/01/03/5785

Дед Головань спускается в погреб каждый вечер,
по скользкой лестнице еле ползет со свечкой.
Тётка Марго стоит наверху, причитает:
"Вот безмозглый, лестница скользкая и крутая.
Что там не видел? Всё ведь одно и то же.
Выжил совсем из ума, помилуй, Боже".

Тётка Марго целый день в огороде, в саду, на кухне.
От многих забот голова тёткина пухнет.
То надо варенье сварить, то морковку удобрить.
А дед Головань каждый вечер спускается в погреб


Инесса лежит, ни о чем не думает, кроме
глупых рисунков в своём альбоме.

А дед Головань спускается в погреб и плачет:
"Иначе... Всё могло быть иначе.
Минц, ты слышишь меня, мой Минц?
Мой розовый гиацинт".
Прислонится к стене головой и плачет:
"Иначе... Могло быть иначе.
На что я всю жизнь истратил,
дятел".
Стучит головой и знает, там за стеною цинк.
"Минц, минц, мой розовый гиацинт,
ты слышишь меня, ты слышишь?"
Но в погребе только скребутся мыши.

Девка не хочет помочь, вместо этого сутками
рисует цветы да птиц с бирюзовыми грудками.
С утра до вечера дед сидит на скамейке
в ватных штанах, порванной телогрейке.
Забор покосился, картошка опять не прополота,
а старый дурак ходит в погреб, как будто там спрятано золото,
даже помои вылить не хочет,
а только бормочет, бормочет...
Тётка Марго по-английски не знает ни слова,
услышит и думает: " Бредит бездельник снова".
"Oh my mints, oh my mints, oh my dream and my sickness...
Откликнись!"

Татьяна Комиссарова (ТК): Александр Крупинин мне запомнился сразу и по стихирским меркам давно – с появления на БЛК Беленькой Кисы. С тех не перестаю удивляться таланту и фантазии автора. В присланную подборку не вошли самые любимые мной стихи, и это хорошо, потому что можно спокойно, без спазмов в горле поразмышлять о текстах. Хотя спокойно вряд ли удастся). Вот сказочка-несказочка про деда Голованя и его нескладную семью. «Ох, как всё странно», - говорю, «Всё, как у всех», - понимаю. Да, всё, как у всех – одиночество среди близких, разобщенность, непонимание, сожаление о несбывшемся, тоска. Безысходность ли? Вот это вряд ли. Есть погреб, и кто знает, если каждый день спускаться в него, не откликнется ли в конце концов одному деду ведомый Минц?

Марина Чиркова (МЧ): Как хорошо, что этот текст стоит первым в подборке! Потому что мне всегда хотелось порасспросить Александра о его фирменных «именных» героях. Кто все эти люди, от которых так невозможно оторваться, они наблюдаемые автором-демиургом со стороны или какую часть своей души Александр вложил в каждого? В ком его, лично А. Крупинина, больше - в Минце или в Головане? Или в буйном и ранящем музыканте Сергееве с той самой Кисой? И кем доводятся автору несчастные Мюд и Мюдовна? Себе под нос замечу, что всегда и жарче и доходчивее, когда перед тобой не отвлеченная идея, а конкретные лица…и тем интереснее знать, откуда они приходят… Берет ли их автор «с улицы» или достаёт из себя самого?

Петра Калугина (ПК): Будучи давним и постоянным читателем Александра, от текстов его всегда поневоле жду одного и того же фокуса: вот сейчас будет вытащен белый кролик изощреннейшего абсурдизма из цилиндра текста и предъявлен мне. И всегда получается, так, да не так - а чуточку по-другому. То вытащенный кролик вдруг по-кэрроловски вскрикивает «мои усики! мои перчатки! My heart! My mints!» и улепётывает прочь. То вдруг сам вытаскивает фокусника из цилиндра, снятого с собственной головы. Одним словом, элемент неожиданного хода всегда присутствует. Автор в своей творческой методе как минимум незануден. А как бы ее половчее определить, эту методу? Тонкий абсурдостёб с выходом на глубинные пласты жизни? Трагикомичность бытия, завернутая в шелестящую, нарядную, праздничную бумагу? Право, не знаю. Но вот ощущение праздника от крупининских стихов у меня довольно сильное, и чем это не повод, чтобы снова и снова его читать?

Горелка Бабингтона
http://www.stihi.ru/2015/01/01/425

В Мудьюге ветры воют монотонно.
Там люди недоведомы друг другу.
Сосед Сысуев ходит по Мудьюгу,
В его руках горелка Бабингтона.

Давным-давно замёрзших заключённых
Как будто ветер вспоминает стоны.
А ты гори горелка Бабингтона.
А ты гори горелка Бабингтона.

В полярной тьме бредёт сосед Сысуев.
К чему он ходит день и ночь по кругу?
По следу за соседом вьётся вьюга,
На льду узоры снежные рисует.

Бегут собаки по следам оленьим.
Олени падают со скал прибрежных
Туда, где Саша Шац, рыбак мятежный,
Выводит в море свой баркас "Сомненье".

Рыбак на скалы смотрит удивлённо -
Поднявши руку, будто голосуя,
На берегу стоит сосед Сысуев,
В его руке горелка Бабингтона.

Сжигать всё то, что суетно и мелко,
Слагать весь мир в стихи, подобно Сапфо -
Сосед Сысуев смастерил горелку
Из ручки чиппендейловского шкафа.

ТК: Я бы не удивилась, если бы горелка Бабингтона была чистой выдумкой автора. Собственно, никакой разницы. Что добавил Гугл? Горит как факел, и ее можно сделать своими руками? Это и так понятно. А звучит таинственно и влекуще. Почти как чайка Ливингстон).
Ну а остров Мудьюг в Белом море, где в концлагере погибло несколько сот заключенных? И тут почерпнутые знания не приблизили меня к тексту. Ведь на маленьком острове нет оленей, а людей так мало, что скорее всего каждый друг о друге всё знает. Впрочем, люди всегда «недоведомы друг другу», даже близкие. Что показал нам предыдущий текст.
Крупининский мир называют фантасмагорией, его метод – мифотворчеством. Я бы назвала его метафорой. Что может быть ближе к поэзии? 
А теперь вопрос Александру. Я согласна, что если надо объяснять, то не надо объяснять, но всё же, раз уж у нас разговор по душам. У меня такое впеатление, что все стихо, как когда-то говорил сам АК, «надиктовано» свыше. Кроме последней строфы. Вот не оставляет меня ощущении ее инакости: непривычное прямосказание, чужеродная Сапфо. Мне интересно, в чем обязательность (верю, что это так) последнего четверостишия.

МЧ: Места не просты и история их нелегка. И оттого особенно сюрреалистично и неведомо с этой горелкой. Как будто в свете ее сквозь реальные предметы, события и явления проступает другой мир – и абсурдный, и одновременно более истинный, чем наш. Здесь я Александра читаю как поэзию очищенных смыслов. То есть, мы обычно выражаем чувства и значения ассоциативно, через реальные приметы, а эти приметы все-таки не точны (у них есть и собственное содержание), и смыслы искажаются в этом зеркале. А у А. Крупинина приметы изначально несут налет нереальности, они почти архетипы. И, возможно, именно поэтому авторские смыслы не искажаются…

ПК: Как человек северный не могла не влюбиться в этот стих. Поземка, полярная зима-тьма, снежный ветрище в лицо. Душу захолонуло от всех этих хорошо знакомых, но далеко оставленных реалий. Но ещё сильнее сработали для меня нереалии - а именно этот совершенно призрачный «сосед» с факелом в руке. Этакое «ищу человека», перенесённое с антично-философской почвы на вечную мерзлоту лютой отечественной истории. Но искать человека поздно: кто бы он ни был, этот Сысуев, сосед «замёрзших заключённых», сосед их по времени и полярной тьме, он никого здесь не найдёт. Поздно, слишком поздно! - скрытый, но остро-драматический «нерв» этого стиха. Призрачного «Диогена» может наблюдать некий Саша Шац, рыбак мятежный. Должно быть, под этим именем прячется сам автор - представитель другой (по отношению к заключённым и к «соседу Сысуеву») эпохи, наделённый способностью видеть зыбкие фантомы - образы ушедших времен. Что само по себе логично: он же поэт.  Историческая скорбь (боль по загубленным людям) здесь привлечена и задействована столь нетривиально, нелобово, пропущена через всю эту крупининскую особую оптику столь мастерски, что достигает души читателя именно в том виде, в каком лучше всего работает. Без всякого пафоса и надрыва, присущего стихам на социально-болезненные темы. Это не «политика», это высокий мистический нарратив. Сдобренный фирменной авторской абсурдинкой, разумеется. Подперченый «смешной» фамилией Сысуев и необычной - Шац.

Кофейня на улице Клююви
http://www.stihi.ru/2016/01/01/658

Все задачи решатся, исчезнут вопросы,
Мне однажды наскучит пустыми словами играть.
В этот день я, наверно, покину Васильевский остров
И в кофейню на улице Клююви приду умирать.

Рано утром в кофейне обычно немного народа:
Пара заспанных шведов, старушка одна или две.
Там писатель старинный стоит, как швейцар, возле входа,
И печальная птица всегда на его голове. 

Запах кофе смешался в то утро с твоим ароматом.
Мы в кофейню зашли и читали друг другу стихи.
О, мой Бог, как хотелось остаться с тобой навсегда там.
И не надо ни Рыбного рынка, ни местной ухи.

"Лошадка Фегеляйн
Резвится у пруда.
Собачек нежный лай
Доносится туда.

Пичужка Нахтигаль
Поёт "чирик-чирик".
Грызёт ржаной сухарь
На лавочке старик".

Та кофейня была для меня как преддверие рая.
Нас с тобой разделяло всего лишь пространство стола.
А потом зазвонил телефон. Ты вздохнула: "Меня вызывают.
Мне сказали, что надо идти". Поднялась и ушла.

Позабыв со стихами тетрадку, я выскочил на Эспланаду,
Как собака на запах бросался туда и сюда.
Но писатель и птица сказали: "Не бегай, не надо. 
Всё ушло в никогда, всё ушло в никогда".

И потом много лет горевал оттого, что тогда я
Не успел дочитать тебе стих про гортензиевый сад.
Мне б ещё пять минут, но теперь-то я знаю,
Ты уже никогда не вернёшься назад.

В ту кофейню, где дни и минуты навечно застыли,
Рано утром в преддверие рая приду умирать
И почувствую твой аромат от Марии Кандиды Джентиле,
И найду на столе со стихами тетрадь.

"Бенгальский тигр Антон
Свиреп и полосат.
Неслышно входит он
В гортензиевый сад.

Зрачков холодных сталь,
Рычание и крик.
Прощайте, Нахтигаль, 
Лошадка и старик".

ТК: Эээ... Три первых катрена – да, дальше - не моё. Еще одно лицо АК.

МЧ: Но очень «моё». Тоже нахально верю, что главное в бытии - любовь и смерть, и главные открытия совершаются в себе, а прочее военно-историческое состояние - лишь фон, пусть даже и конюхи-полицейские фегелейны, и спецподразделения нахтигаль.  Но жизнь тем более хрупка и необратима, и вот оно,  чувство ускользания, утраты,  нежное и безжалостное, и недаром отсылка к Бродскому в начале и «идеальному убийце» в конце.
У меня вопрос назрел: как относится наш гость к такой переменчивой материи, как история человечества? Непрерывно переписываемая в деталях и все равно неизменная в главном? И вот – неизменная ли?

Отчего же так много мух в монастырском саду?
http://www.stihi.ru/2017/01/31/7061

Отчего же так много мух в монастырском саду?
Брат Бенедикт всё ходит и ходит с метёлкой.
Мусор сгребает, сыплет  песок, а много ли толку?
Как надоела  погода в этом году.

Нагоняет ветер  унылых дождей череду.
Выйдешь во двор - хлюпает грязь под ногами.
Время мессу служить, но тоска, будто камень.
Даже с кровати не встать. Никуда  не пойду.

Воздух густ, как будто это желе. 
На заднем дворе ведьмы летают на помеле.
Совсем обнаглели. Надо их сжечь, да некому.

Под потолком мухи сношаются и жужжат.
Может, наша Земля и есть настоящий ад,
И петухи об этом весь день кукарекают?

ТК: Отношения с Богом – тема, о которой я не рискую говорить. Послушаю коллег.

МЧ: Мне показалось, это первее о земном. О жизненной усталости, и одновременно о том непримиримом беспокойстве, которое так часто высказывают герои Александра Крупинина. Недавно на туре БЛК была подобная неусмиренная и одновременно безнадежно скованная крупининская героиня – Лиза. Душа в отсутствие внутреннего света, но тоскующая по нему – эта свербящая чело(вечная) нота в поэзии Александра.
Мне хочется спросить автора – сколько этого чувства у него самого по отношению к повседневности?

Сидишь и куришь, смотришь на луну
http://www.stihi.ru/2017/02/07/1327

Сидишь и  куришь, смотришь на луну.
Огни в монастыре давно погасли.
Ночь плавает в тумане, будто в масле,
но криком разрывая тишину,
выходят из тумана клерикалы,
в твой монастырь проникшие тайком.
Они словами, будто кулаком,
ударят и убьют  кого попало.

Как будто из забытого  кошмара
они пришли и  пальцами грозят.
Ты виноват. И в этом виноват,
И в этом тоже. Страшной будет кара.
Постыдных обвинений череда
Тебя как будто  камнем придавила.
Ты даже слово подобрать не в силах,
не то что  оправдаться, и тогда
выходит из тумана Доберман.
Он белоснежный,  он  снегов  белее.
Тебе кладёт он морду на колени.
Стихают крики. Всё покрыл туман.

Они не больше брошеной сигары -
и ад, и клерикалы. И вина
искуплена твоя и прощена,
и вечность проступает как подарок.
Она над головой  твоей и за.
И смотрит Бог собачьими глазами.
Мир исчезает. Кончился экзамен.
И лишь глаза,  предвечные  глаза.

ТК: Тут много говорить не надо. Надо сидеть на террасе и тихонько играть на виолончели. Тогда, может, и Доберман из тумана выйдет.

МЧ: Отсылка к Булгакову, но переосмысленная, иного толка, для иного сознания – внутренне цельного. Очень мелодическое и зримое стихотворение, сон с открытыми глазами, вековечная мечта о смерти как о прощении и освобождении. Об избавлении не от себя, но от суеты, глупости (ударят и убьют кого попало), от непонимания другими… Глубокое, печальное и мощное стихотворение.
Мне еще кажется, часто стихи Александра – это сны. Цветное нечто, соединяющее противоположные края – и мечта, и ненарочное (но абсолютно неслучайное!) наваждение.

ПК: А мне тут увиделась отсылка к Фрейду. Сигара же! Иногда сигара - это просто сигара, как шутил сам отец психоанализа, но в данном случае эта сигара тут явно неспроста! Да ещё и вкупе с «постыдных обвинений чередой», и с виной, придавившей лиргероя, и с ночными кошмарами... Примечательно, что снимает это навязчивое дурное состояние, избавляет от него, появление белого Добермана. С большой буквы. Кто это? Что за зверь? Собачий ангел? Призрак собаки детства? Редкостное явление - доберман-альбинос? Так и напрашивается прибавить Св. к этому Доберману с большой буквы. Но это было бы кощунством и богохульством и погрузило бы уже меня, читателя, в пучины стыда, вины и смятения. Во всё то, чем маялся ЛГ, пока не отбросил это «как сигару»... В общем, задам-ка и я Александру Крупинину свой вопрос: что есть белый Доберман? Если можно, интерпретируйте поразвернутее этот образ.

Итак, дорогие друзья! Беседа открыта, присоединяйтесь!
А дополнительно можете прочитать прекрасную статью Петры Калугиной о нашем сегодняшнем госте - http://www.stihi.ru/2015/03/24/3813.