1
Город наш красивый, древний, с памятником Илье Репину, – он здесь родился и вырос. Камень у реки Северский Донец указывает на место, где стоял дом. Правда камень за мою бытность переносили всего однажды, хотя вода постоянно подмывает живописные берега.
…Мой дом стоит на той же улице, где и камень лежит, только на самой верхотуре, на наивысшей точке Гридиной горы. Я всё вижу, не сходя с крыльца: И красоты, и пейзажи, – но не рисую. Я не умею рисовать, – но хочу. Раньше я об этом не думала, я работала, зарабатывала и растила, - себе смену. Теперь моя смена, растит свою, а я хочу рисовать, но не пейзажи, а абсурд, авангард или как, назвать, – забыла, но я вспомню. ( Картошка давно переварилась, а я пишу. Пойду, выключу газ и солью. Потом, с селёдочкой – хрясь!)
Покушали и я продолжаю. На улице октябрь 2011, +5 градусов, ходим уже в куртках. Курток понавезли, понашили в гаражах и подвалах! – все нарядились. Все в джинсах, в лампасах и стразах, – сияют. И все не довольны, опять, как тогда.
Луга побурели, леса золотятся, Донец извивается!
Каждый год эти красоты рисуют художники всех мастей, в подарок Репину в день рождения 4 августа, – каждый год. Ихний слёт называется Плэнэр. Года три назад я пошла на открытие Плэнэра и у ведущей попросила слова. – А Вы кто?
Как Вас представить? – спросила она, заботливо.
– Скажите, что я живу на той же улице, что и он.
2
Так вот, дорогие читатели, то фото что вы видите на моей страничке, – моё. Это с обложки моей книги «Цветы и лёд», которая вышла в Белгороде, в 2005 году. А фото сделано ранней весною, на реке Оке, где меня сфоткал мой сват, сидящею, среди большущих льдин. А потом льдины растаяли и в моём огороде расцвела одна единая роза и много-много синих колокольчиков, оплетающих заборы и кусты. Розу они тоже оплели и задушили, но дочь успела её сфотографировать. Всё это я отвезла в издательство, где дизайнер пересадил меня с льдины на зелёный листик.
Роза и льдины разместились ниже и поэтому на странице стихи. Ру – их не видно.
Да, чуть не забыла. На голове у меня белый классный берет, его сшила замечательная Наташа, для моей дочери Светланы из старого детского пальто. Дочь тогда училась в старших классах, потом институт культуры, другие шапочки и шляпки, а берет, навсегда достался мне.
Я, конечно, вяжу и сама для себя и не один раз распускаю, и опять вяжу. И это мне нравится: шляпки набекрень, с цветочком на лбу и с шарфиком на шее. При том шерсти и мохера, и разной вуали полно. Я по-моему зашла в тупик, но продолжаю. Тем более, что я вспомнила! – абстрактными называются картины Сальвадора Дали, Малевича и мои. Которые, я собираюсь написать.
У меня перед глазами сюжет, блеснувший лет 20 назад, но какой я вам пока не скажу. Не боюсь, что слямзите идею, а просто боюсь сюжета. А в главе 3 мемуаров, я сообщу , как я докатилась до Первого Своего Стиха. Мемуары, это классная вещь! И кто их только придумал!? Молодец, конечно. Иначе кто о нас будет знать. Проводить о нас Пленэры просто не досуг.
3
Пощёлкала винограду и опять пишу. Виноград в этом году отменный, лето очень жаркое, – но поливали. Кое - кто засох, я имею ввиду ягоды, а кто выдюжил, - вкусён. Хоть и терпкий, но сладок и свеж, когда с ветки. А вот достала из холодильника, хотя и ярче и слаще, – привял. – Не то! А те гроздья, что по-над кирпичами стен развешаны, очень хороши, давно поспели. Кто съеден, кто на сок сварен, - угодили! И поэтому я думаю, а почему те гроздья, что в тени до сих пор и зелёные и кислые? - Бяка.
Вот, значит, Илья Репин в каком месте жил, что рисовать шедевры удосужился. А шедевров, как оказалось, - не мало. На нашем вокзале, в позапрошлом году к Евро 2012 готовились, вокзал весь напрочь развалили: и новую крышу перекрыли и красивенные входные дубовые двери - тамбур весь в лаке, - уничтожили, и выходные и те сгубили, плитку в зале выковырнули, окна побили, - варвары! – Дань моде отдавали и деньги заёмные тратили.
Приехали с Западной Украины строители, вроде аж 70 миллионов гривен освоили: Евроремонт плюс четыре стены в репродукциях с картин нашего земляка, Ильи Репина. А в нашем ему музее, всего одна его картина, – «Протодьякон» называется. Есть у нас и Галерея лауреатов премии имени Репина, – я в неё всех своих гостей вожу.
Ну, и камень у реки, как я уже говорила, к нему тоже иногда цветы кладут.
Бедные цветы! За что они горемычные, не отдуваются. Надо, не надо секир башка и к подножью. То Репину, то Бендере, то Т. Шевченко. А Шевченко замучили просто, не оглянешься, опять понесли букеты роз огромадные, – лучше бы деньгами отдали бедному, при жизни.
И опять же, подумать некому, может, кто ныне живущий, в этих средствах нуждается? А цветочки эти импортные перелётные розы, кроме, как торговцам, никому счастья-радости не приносят. – Зло берёт. И денег, хоть и государственных, но очень жалко.
Ведь бедные мы, бедные! И должны всем! И проценты нечем платить. И у МВФ в ногах валяемся, а глупость свою цветами замаливаем.
4
Вчера 2 октября, опять понесли красные розы камням и символам, вобщем-то чуждым нашей стране, –иначе что подумает Запад, или оппозиция или сталинизм, фашизм, семитизм.
И оказывается, что этот траур и эта показуха, опять же, нужны живым, а не расстрелянным, замученным, уничтоженным, похожими на людей человекообразными сущностями, особо любившими православную праведную кровь. Божественную кровь! – которой питаются злодеи.
Цветы отнесли! Успокоились! Но не поняли кто кому и сколько должен в этой вечной схватке: Кто кого!? Кто злее!? И почему православные закопаны во всех ярах и канавах, Колымах, Казахстанах, СИбирях. И их кости выкапывают экскаваторами при рытье котлованов, фундаментов и бань?
Я не против памяти, цветов и гимнов.
Но память живёт только в сердце. И любит тишину и грусть.
И рождает поэзию!!!
Поэт – Поёт!!! Поёт горе или радость, иного не дано. Стихийно поёт, граня и сваривая лавину чувств и слов, в нужные сейчас, и возможные родиться только в Этом сердце, и впитаться Этой душой. Ведь Мировой Разум – есть! И Он Выбрал Тебя, – Поэт. И Ты теперь можешь служить ему, отдаваясь стиху до конца, как Молитве! Ты молишься поэт Высшему Разуму, когда ты любишь конкретного человека, страну, Родину, цветок!
И Небо открывается Тебе, как святому.
5
Только что зыркнула отрывок фильма, где зрелый мужчина в кафе с юной леди, ищет человека одного - единого, которому можно верить. И тут же падает отравленный ядом, но оказалось, что это розыгрыш спецслужб. Он ожил, а девушка раскололась с перепугу.
И я теперь думаю, что мы все, ищем того, кому можно верить. Верить! Верить! Верить! – Н о кому??????????????????
6
Свой дом и хутор, я покинула раньше, а в 15 лет стала жить самостоятельно, проживая в старинном купеческом городке, тоже на холмах расположенном и весело глядящим на окружающие его луга и сады. Город выращивал яблоки и агрономов. Более 4-х лет я добросовестно грызла науки которые мне предлагали грызть и прихватила ещё вечернюю школу, – дура была. Но училась на повышенную стипендию, в школе чуть не дали медаль. Влезло в голову стать врачом, бабушка у меня сильно болела. Я возле неё околачивалась, бинты стирала, таблетки стрептоцида стеклянной бутылкой растирала, – любили мы её, внуки и внучки. И она нас. Правда, когда доймем: «О ироды!» – ласково жучила нас. Кто сей Ирод, ни она, ни мы не ведали.
Ну, в саду у родника яблонь под три десятка, дед Фома посадил, а в ЗЗ сгинул в Харькове во Второй Совбольнице. От тифа и голода. Раскулачили его, и из хаты вытурили. Ну, а сад рос. Ветряк зачем –то сломали, потом молоть стало негде. Но все радовались. А мы бабушке строили очередную землянку, я помню глину размазывала, а Толюсик меня прогонял, боялся напартачу.Но я не ушла, а он потом штурманом дальнего плавания стал, на подлодке служил, здоровье потерял, всю эндокринную систему разбалансировал ему мирный атом. Но кто знал? И кто же скажет кому правду и когда!? Неизвестно.
7
Такое состояние у меня сейчас: – Тоска. Жажда. Сладость. Отрешённость. Понимание невозможности. И надежда.
Всё горчит. Сластит. Обволакивает. Гонит. И не пускает. Сижу, но очень тороплюсь. Знаю, что не стронусь с места, но уже где-то далеко. Где будут смеяться. И плакать будут. Может, возвеличивая, или унижая. Истерично. Спокойно. Сердиться. Радоваться. Топать ногами. Целовать следы. Молчать.
Так хочется помолчать, говоря, – понимая, ликуя, любуясь! Восхищаясь. Восхищая. Дотрагиваться. Обжигаться.
Забыть кто ты и зачем именно здесь, и именно сейчас. И что ты всего достиг, чего хотел, а сам не знал, чего ты именно хочешь. Ты молодец. Дурак. Ты не искавший выгоды, но получивший всё.
Всё!!!!!!!!!!!! Когда нечего больше желать.
Ты можешь пройти по воде. Автобусы и поезда пронесут тебя мигом, ты везде успеешь, хотя давным - давно опоздал. Везде будут свободные места, добрые улыбки и удивленные лица: «Куда ты и зачем»!? Но тебе будет все равно, потому что ты уверен в успехе, и в неуспехе тоже уверен. То тебе до фени все эти сомнения и препятствия. – Ты торнадо. Лёгкий бриз. Тёплый лучик.
Счастье! – в достижении цели.
Но цель не так просто достичь. И кому всё это надо!?
Кому!?
8
Но при чём здесь поэзия!? – спросите Вы. И я Вам откровенно отвечу, – поэзия во всем!!! Она в состоянии восторженной души. Способной восторгаться собственной глупостью до потери пульса. Но вот восторг и есть главное, он восторгает, когда надо плевать и драться, отбиваясь от этого самого невыносимого, восторга.
Невыносимого!? – Спросите ВЫ!? По - моему кто-то уже спрашивал, и сам же смеясь ответил : «Мы вас внесём». Гад, обыграл слова « Невыносимо. – Внесем, то есть вносимо» – нарочно не придумаешь. Так и восторгаешься невыносимостью обстоятельств, которые тебе нравятся как - будто. Как будто ты восхищён. Хотя и восхищен на самом деле этой невыносимостью восхищений, которые сыплются на голову, как горох из дырявой сумки. И тогда приходится брать быка за рога, сыпнув себе в уши этих самых стихов.
А почему себе? – спросите Вы. А потому что женщины любят ушами, и если тихо, то они сами шепчут. Мечтают, надеются, беседуют с бумагой, потому что довериться на самом деле никому нельзя. Не глазам же влюбленным довериться, когда они любят кого то совсем другого, – жаждущих полно! Но никто не спешит нести воду, из - под высоченной горы. Эту самую утоляющую влагу, которая любовь. Хотя она и миф, и ничего на самом деле не весит, – но тяжела зараза, как свинец. А пули так и летят, так и летят! – и всё мимо, слава богу, а то бы к чертям застрелили. И не пикнул.
9
Куры не несутся. Сарай валится. Муж пьёт.
Пьёт меньше чем раньше. Сарай мне ровесник. Куры породистые. ( хорошо, что живы в таком сарае, и с таким натуральным кормом. Им нужны отравные добавки. - но не дам. Не хочу травиться.)
Пишу. Музыка мешает. Но зло не берет. (Дочь с духовным хором, исполняет классику, без музыкального сопровождения, но как музыкально. Летом ездили в Питер на фестиваль, китайцы победили, а нашим дали грамоту за участие. Мне дали запись. Когда тошно, - слушаю).
Раньше читала стихи. Свои. И чужие. Чужие. Свои. Всех перечитала, ничего не помню, хотя не забыла. А свои ненавижу. – это яд моей души, что льется через край. Иначе труба. – Столько яду не по силу выдержать никому. А я горжусь.
Замучилась гордиться и читать. Пойду покопаю. Остыну. Пользу принесу. ( Кому пользу? И как принесёшь?)
Почва за лето слежалась. Её затоптали. Нечем дышать.( В ней микробы, им нужен кислород. Разложить остатки корней)
Стихи тоже кислород, для души. ( превращают горе в печаль. Радость в любовь. Зло в добро. Тьму в свет.) И ещё кричат…
Стихи не пишут от печали.
…От радости стихи не пишут.
Их пишут, так, чтоб. ...Закричали!!!
…Их далеко тогда услышат!
10
И когда я стала сдавать экзамены на Аттестат Зрелости( пойду уточню, что за чушь в этом названии. Открываю чемодан с прошлыми знаниями и науками, нет про зрелость не написано, «Аттестат о среднем образовании» Министерство образования РСФСР. Опять напутала, не образования, а просвещения. Просвещали значится, меня в этой вечером просвещающей школе, в городе Короче, Белгородской области. Отлично просвещали и считали отличницей и уважали. И даже спасли моё и их просвещение, когда после сдачи первого экзамена на этот самый Аттестат, мне запретили сдавать свои знания на экспертизу экзаменаторов. И экзаменаторы опечалились, а я о причине догадалась не сразу, а по прошествии лет.
Первый экзамен, который я успела сдать, был сочинение на свободную тему: «Спасибо Родина за счастье с тобою быть в пути твоём!» ( Александр Твардовский). Написала, классно с цитатами пафосом и дерзостью. Но мягко и задумчиво. И… Получила «5».
В районо донесли, что я учусь в двух учебных заведениях сразу, а это запрещено, оказывается законом. Два годы моей вечерней учёбы, никто об этом законе не знал. Пока я эту пятёрку по Твардовскому не получила и не обошла на крутом вираже науки невзрачную девочку Сару, дочку завуча нашего сельхоз техникума. Не пущать! - решила она.
Но поэзия, о которой я тогда не так то и заботилась, позаботилась обо мне. Дирекция школы, ( там, видно, были поэты), решила ожидать меня с практики( было лето и в учхозе было полно работы), и экзаменовали меня во второй половине дня. Мы совершали наш совместный небольшой подвиг, в то время когда Валентина Терешкова совершала свой. И когда я появлялась на пороге экзаменационного класса, комиссия радовалась: « Вот и наша Терешкова пришла!».
11
Любовь моя к чтению была отчаянной и кроткой, – мне всегда хотелось читать. Как только в хуторской начальной школе, где в одной комнате и с одной учительницей, обучалось 4 класса и было нас всего 12 человек, Анна Демьяновна научила меня чтению и стала давать по книжечке домой, – воспарила. И, как сейчас помню, как я бегу по тропке через дубовый лесочек, чулки спадают, я их поддёргиваю, и без остановки шпарю домой, чтоб немедленно прочесть, что же в этой чудо-книге написано. А там про Филиппка, про девочку из города и ещё как мальчик сливу без разрешения съел и попался.
Я без разрешения никогда ничего не брала, но и мне никто никогда ничего не запрещал.
Правда уже в Донбассе (7-8 класс), я частенько прикрывала романы учебниками и подчитывала без помех.
Донбасс мне не понравился своими туманами и копотью, терриконами и абсолютным отсутствием жилья.( Мы с мамой сбежали с красивого хутора на холме с лугом, лесом, коровой с молоком и пасекой с мёдом) глубокой осенью.
В Донбассе я ничем не отличилась, а была придавлена всей этой невыносимой тяжёлой промышленностью и добываемым и добытым углём. – Никакой синевы и лазури, а только серость и мгла, да туман купающий тебя в своей пене, и ты до самого обеда не можешь выпутаться из его объятий.
Брат отбойным молотком крошил в забое уголь, и под подушкой прятал свою тетрадь со стихами.
Когда я уезжала на работу в Казахстан, Генка отдал мне свою кожанку, которую только что купил. ( Я потом в ней сфотографирована у буксующего в грязи «Бобика»
12
Я думаю, что каждый человек есть носителем поэзии и её истинным владельцем. Все мы владеем словом, и слово открывает нам мир. Мир близлежащий и мир космический, который и шлёт нам эту самую поэзию. Поэт – поёт. С самого детства мы поём. «А!А!А!А!» - качает нас Мать. И мы начинаем агукать, – ей подпевая. Вот уже и дуэт. Дуэт без скрипок и контрабасов, но какой нежный. И длящийся вечно. Вечно!!! – потому что и ухудя, мы остаёмся. И это замечательно!!! Это замечательный стих, который мы пишем всю жизнь, своею же жизнью, поступками явными, и тайными мечтами. Мы все до одного мечтатели. То есть поэты. Одну жизнь мы проживаем, другую выдумываем, и они параллельны, и когда пересекаются или соединяются в одну линию, то и есть достижение цели, с помощью поэзии, – мечты.
Мы загадываем желания, но скрываем их, чтоб не сглазить, не вызвать осуждения или смех. Мы все скрытны и ранимы, и тут то поэзия помогает нам, она рвётся сквозь нас в наши стихи, как родник пробивается из-под земли, стих пробивается сквозь нас. И тогда, очнувшись от перенесённых страданий, мы начинам понимать и прислушиваться к себе, и выбрасывать воспаление души на бумагу. И чем температура выше, тем стих воздушней, доступней, понятней. Своего рода взрыв, приносящий облегчение. А динамит, а кое-кто и уран, вырабатываем сами, каждый по мере своей восторженности или испорченности. Не все любят писать стихи, и читать их. Но есть эти алмазы и изумруды, топазы и горные хрустали – писатели и читатели. Которым я всегда рада, даже больше, чем своим собственным стихам. Хотя слово собственный, здесь под вопросом. Кто-то невидимый руководит всем: и жизненным и писательским процессом. Как говорит моя 11-летняя подруга и соратница: «А не прячется ли в этой занавеске Всемирный Разум?!»
13
Я думаю, что дети и умнее и мудрее нас. Но, жаль, полностью зависят от взрослых. А взрослые, к тому времени, когда родили и уже подрастили детей, много хорошего в себе подрастеряли, опять же, из-за тех взрослых, которые их родили и подрастили. И потому воспитывать надо в первую очередь взрослых, дабы они не портили своих потомков – детей.
– Какую интересную чушь Вы несёте! – вдохновляет меня 11-летняя Соня, обращаясь ко мне как к эксперту, в наших видео съемках «Следствие ведут дураки», где она назначила меня дураком № 2 и по совместительству экспертом. ( по ходу дела мы придумываем костюмы и сценарии и ржём прямо в камеру) Жаль, что когда мы хвалимся своими шедеврами, кроме нас никто не смеётся. – (они уже взрослые. А мы ещё-уже дети). Ведь так смешно смешить самого себя, ведь все мы клоуны, артисты и поэты, по натуре. Поэзия сопровождает нас по жизни, но мы изо всех сил открещиваемся от неё. И когда спешим из детства во взрослость, и когда разочаровываемся этой самой взрослостью.
С 15 лет я живу самостоятельно, и только теперь поняла, что я тогда была намного серьёзнее, чем я теперь. Я учила стихи, которые требовали учить по программе, отвечала на 5, но никогда не радовалась, что они есть эти самые стихи, не радовалась за автора, а находилась в тревоге, как бы их не забыть, при ответе.
И теперь думаю, зачем вообще вся эта неинтересная учёба? Что-то здесь не так. ( Учитель, не радость, а опасность. Обретение знаний не восторженность, а угнетённость. И эта многолетняя лямка школы, которая и сама то мучается и детей мучает.)
Дороги измерены в метрах!
Все земли в гектарах и акрах.
…а жизнь измеряется в детях.
…и в правнуках, – внуках детей.
14
Как ко мне постучались первые стихотворные строки, я изложу попозже, а сейчас сообщу, к кому я с ними пошла.
Почему-то со своими, именно со своими, стихами невозможно оставаться один на один. Их мучительная возня в голове и сердце, ну прямо обрекает на поиски соучастника, подельника или хотя бы критика. Ведь начинающий поэт, похож на крота, который роет такие симпатичные кочки, в полной темноте-слепоте, но роет и роет, и нет конца этому рытью. И не уйдет из облюбованного участка, пока эту плантацию не вспашут на предельную глубину. И будут постоянно пахать и культивировать и, конечно, же сеять. Не знаю, как выкрутиться из сравнения, что поэт похож на крота, но буду продолжать. А именно: строки написаны и гонят тебя в неизвестную и таинственную одиссею, из которой неизвестно когда ты вернешься, и вернешься ли, и дождётся ли тебя известность Пенелопа, иль навсегда закружат странствия и штопка парусов. В общем ты выходишь из дверей своего собственного дома неизвестно куда и неизвестно зачем, но ты выходишь, потому как покоя тебе не будет, если ты не выйдешь, или не сходишь куда - нибудь с этой самой суматошной тетрадью. (Видимо строчки похожи на кочки, – никому не нужны, но они есть. И их количество молниеносно увеличивается. – Просто опасно оставаться дома, наедине с собой, и с ними ) Ну заруливаю я в редакцию, там уже давно Свои окопавшиеся Кроты, и всё под контролем, а редколлегия не поэты и отфутболивают меня к ним. И тут, оказывается, начинается твой поэтический путь; или в гармонию поэзии, или в пустоту известности.
Мне повезло! – Любовь Ивановна Суркова, немедленно прочла мою писанину и нашла две строчки, возле которых поставила по плюсу.
Окрылённая я шла по улице, останавливаясь, через каждые сто метров, чтобы посмотреть на эти великолепные плюсики.
15
Долгие годы, пролетевшие, как миг мы дружили с Любой Сурковой. И когда мне было не посебе, а тогда мне часто было не посебе, да и Любе тоже, мы ходили друг к другу на исповедь. Люба была по детски непосредственна и по взрослому горда и талантлива. Знание русского языка было безупречным, чем не отличалась, я. у неё было очень серьёзное отношение к слову и к делу. Она не могла лгать и изворачиваться, мотаться по издательствам и пробиваться. Она не была кротом. Наоборот , она была Белой Розой, посаженной на кротиную кочку, где знакомые ей изуверские кроты, подъедали её корни. Хрумкали с неистовым удовольствием, и по власть держащим коридорам рассказывали, какие они горькие и невкусные. А при этом сладко улыбались, крутили головкой и расшаркивались, и наливали. Любе это было известно, её неизвестностью. Она подарила мне тонюсенькую книжечку стихов, а остальное хранилось в столах и папках. Люба работала корреспондентом заводской газеты "Рабочая честь", куда её пригласили от станка. Десятилетку она заканчивала с медалью, но перед самыми экзаменами, произошла трагедия, перевернувшая её жизнь.
Меня поражала абсолютная откровенность Любови Сурковой, и перед тем, как перейти к чтению и построчному разбору моих стихов, она с малейшими подробностями рассказывала, что произошло с нею, за то время, что мы не виделись.
Просто рифмованые строчки она не признавала за поэзию, для неё поэзия была таинственной незнакомкой, запрятанной в глубине невероятных чувств. Взрывающих и взрывающихся, при этом создавая поэтическую складность, с точными рифмами. Когда она находила у меня такие строки, то радовалась, как ребёнок. И радость свою не скрывала. Постепенно, лет через 10 я написала вот этот сонет, посвященный Любови Сурковой. Она прочла его при жизни. И промолчала.
Я знаю женщину – Любовь,
Она к любви своей сурова,
Любовь ей – счастье и оковы,
И радость радости, и боль.
Её терзает вновь и вновь,
И покидает, и резвится,
Но ей даёт она напиться
Из этой чаши огневой.
О женщина! Великое творенье!
Мятущейся души загадочный цветок!
Каких услад заветный уголок!
Ты слёзы льёшь. Ты плачешь и смеёшься.
И, ожидая, снова расстаёшься.
...Любви ты сохраняешь уголек.
1994
16
Не раз встречалась я у Любы Сурковой и с Петей Керанчуком, тоже начинающим, упёртым и настырным. С вечной улыбкой и красавицей Ниной. у Нины высился красивый шеньон на головке, румянец во всю щеку. И в результате этих походов, критик и редакций, родился замечательный Петин стих о Нине - "Девушка с бантом".
Позже, когда уже ушли в Мир иной и Люба, и Нина, а у Петра вышли книги, в издательстве В.А.Родионова, я написала
длинную антимонию:(Здесь выдежка)
Тебя я, Петр, не понимала,
Всему виною твой аллюр,
Любовь Суркова, будто мама, Спускала с нас по десять шкур.
Она читала наши вирши,
Над строчкой ставила кресты,
А мы все лезли выше, выше,
И к небу строили мосты.
*
Но, почему так ненавидят
Твои, Петруша, земляки
Меня, Россию, русских тоже.
…Всем здравым смыслам вопреки.
Мне говорить по-русски застят
И унижают, как хотят,
И почему дошли до власти
Те, кто в парламенте свистят?
Ведут предателей в герои
И улыбаются притом,
Но, оказалось, нету сброи, –
Вооружение – кнутом.
Кнутом и пряником манили
И звали в НАТО весь народ.
Всю Украину обманули,
Предавши весь славянский род.
Вот так, Петруша, наш защитник –
Майор в запасе, генерал.
Советский доедаем ситник,
И кто бы нам еще подал?
*
Пальто из серого сатина,
Из дерматина, из сукна,
Чтоб показать, что я скотина,
Всего-то грош моя цена.
...Кто ненавидит россиянку?
...Не раз встречавшую грозу?
Я не хочу, под лжи тальянку.
Плясать у горя на носу.
У Петра Керанчука есть страница на этом сайте Стихи.Ру.
...Ко мне он теперь не заходит.
Есть страница и у Владимира Александровича Родионова.
...А у Любови Ивановны Сурковой - нету.
17
Несколько дней назад, на выходе из сквера Славы, вижу фигуру в сером, резко развернувшуюся и уходящую от меня. Потом человек в сером, рвется ко мне навстречу, заморозив лицо, и молча проходит. Я чуть не испугала его своим приветствием, но, спасибо, внимательно смотрела и поняла, что он не готов поздороваться. Мне это понравилось даже больше, чем если бы случилось наоборот.
С Владимиром Александровичем Родионовым , у которого, как я уже вам сообщала в предыдущей главе, есть страница на Стихи. ру,
мы знакомы давно. Это был он.
Всякий пишущий лучше меня знает и прочувствовал на своей шкуре, как накапливается критическая масса собственной писанины, и висит камнем на шее, хотя лежит в столе, в папке или даже на чердаке. Все эти сказки и басни в стихах и прозе, невыносимы по своей невыносимости, их вынести. Их просто некуда вынести, они всегда, как приговор судьбы или же счастье в будущем, которое в пути. В общем груз ещё тот эти стихи и романы, повести и рассказы, и прочая белиберда, которая дороже тебя самого в сотни и тысячи раз. – Ты это сам затеял и не знаешь, как расхлебать.
Но есть такие, которые в курсе, они утром уже в коридоре нужного издательства, райкома, горсовета или школы. Где их печатают, распространяют, покупают и продают. Они вездесущи и непотопляемы, им в общем - то некогда писать и читать, но у них уже всё давно написано, и оно самое талантливое и неудобоваримое, с задатками на утонченность и таинственность обыкновенной топорной туфты. Они знают кого надо, и их знают тоже, стараясь забыть. Но этого забвения они не допустят, в этом их цель и страсть, любовь и ненависть. - Это главные Кроты. И их вы встретите на каждом поэтическом огороде. Они всегда готовы подгрызть корни Белым Розам и Зелёным Лилиям, и сровнять их стихотворные кочки с землёй. Дабы их не успели заметить, понюхать, и посоветовать понюхать другим. Им противно и муторно от этих всех цветений и ароматов в ими помеченном околотке.
Они не доспят, не доедят, и не допишут, но создадут мнение, воспрепятствуют, опорочат. И будут радоваться, как будто совершили подвиг, помогли, а не уничтожили.
Но есть закон жизни, который в науке философия значится: «Чем хуже, тем лучше», и он срабатывает всегда!
18
Чем тщательнее огранщик огранивает алмаз, тем ярче и изящней сияют грани бриллианта. Так и со стихом, чем больше критиков прочтут и оценят и сделают замечания, тем тщательнее автор приглядится к своему детищу, учтёт критику и исправит, желательно сам лично, не разрешая редактору самовольные правки.
Поскольку у нас в городе Владимир Александрович Родионов, к тому времени издал уже несколько книг и был Членом Союза Писателей, и по словам Любы Сурковой, знал в Харькове все входы и выходы, мы решили, а вернее я, ( Люба его игнорировала) решила обратиться к нему, по вопросу издания моих опусов, которых к 1994 году до фига валялось по столам и шкафам.
Родионов согласился легко, всю мою писанину перелопатил, перечеркал, переделал, ещё отпечатал в 3-х экземплярах и разложил по папкам. Сам лично. Получилась папочка с гулькин нос. А в папке совсем незнакомые мне стихи. Такую книжицу мне иметь расхотелось. Я делала несколько попыток отказаться от его правок, но когда я входила, он сразу ошарашивал меня рассказом о том, как это всё трудно и как замечательно всё он отредактировал. Я замолкала, мне было неудобно.
Потом я шла к Любе, она смотрела правки и плевалась. В результате, когда книжица была уже в типографии, я от неё отказалась. Книга «Загадочная женщина» не увидела свет. И сейчас я этому очень и очень рада.
Моя первая книга вышла только через 10 лет, в 2004 году и назвала я её – «Ветер истины».
Сработал закон «Чем хуже, тем лучше.» Книга погибла, но родилась новая лучшая по качеству. Лично мне за книгу «Ветер истины» не стыдно.
19
Положила я несбывшуюся книжицу «Загадочная женщина» в архив (название придумал Владимир Александрович), красиво, но тоже не моё, как и его величественные редакторские правки, лежит значится она в трёх аккуратных папочках, разложены по темам и плюс обложка – дама в шляпе нарисована неизвестным мне художником, но Владимир Александрович Родионов, конечно тогда в 1994, его знал, может и знает до сих пор. Он заказывал, он рассчитывался, а теперь вот идёт и отвернулся, чуть не упал. ( я так переживала, когда он спиной ко мне шёл). Но всё обошлось, мы разминулись, не зацепившись, даже взглядом, хотя я внимательно смотрела ему в плечо. – Так волноваться и отворачиваться? – Говорила мне Люба Суркова, предупреждала! Тогда поздним вечером 1994, когда я чуть досрочно не стала поэтом, мы сидели у неё на кухне и ржали, чуть не плача над моей будущей «Загадочной женщиной», мало знакомой от родионовских правок, и мне и ей. Мы не знали, как отречься от, может быть, мировой славы и известности. Смех завывал у нас в ушах и груди, а на глазах наворачивались слёзы. (Завтра к утру могла, как снег на голову, выйти из печати моя долгожданная книга, которую я уже ненавидела, а точнее боялась. ) Но обречённости и паники не было. Со мною была Люба. А Люба! – Чуть не вышла за Вовика замуж, и она же привела его в поэзию. И она знала Родионова гораздо лучше, чем я. И тогда Любовь Ивановна набрала, знакомый ей номер телефона и передала мне трубку. ( У меня никогда своего телефона не было, и нет). Я вообще, честно скажу, боюсь телефонов, а тут я судорожно схватила трубку и быстро выпалила : «Владимир Александрович, я не хочу, чтобы книга «Загадочная женщина» выходила в свет.» – И отдала трубку Любе. Она положила её на рычаг. Закурила. Погляделась в зеркало. И вздохнула. А я поплелась домой, по очень красивому вечернему городу.
Утром я услышала стук в железную калитку и выскочила навстречу Владимиру Александровичу, и он спросил меня: « А где ты была вечером, мы с Полиной приходили, после твоего звонка? – Это ты от неё звонила?»
Он угадал, мы звонили вместе. И, слава Богу, что она, то есть Любовь Ивановна Суркова, удержала меня от падения. Падения в грязь словоблудия.
Едва ли бы мне, когда - нибудь удалось отмыться.
20
Ну, так вот, до выхода моей первой книги оставалось 10 лет ( Пролетели, как миг.). И я стала просить Любу Суркову готовить её стихи к изданию книг, – одну мы успели, и назвали книгу «Причастие». Вместе сходили к спонсору, нашли издателя, и мне не раз пришлось съездить в Харьков. Для себя бы я, поленилась, постеснялась, отмахнулась. Но тут святое! – я не могла угомониться. Замахнулись на 2000 экземпляров. И вот ура, книга готова, надо получать. Любе кто-то дал авто и вот стопки книг в её квартире.
Тут Петя Керанчук понял, что ничего невозможного нет, решил издавать свою книгу в срочном порядке, была осень (Не помню точно какой год) и картошку на даче он не стал копать, так разошёлся. Увлёкся. – Все преграды снес, и с помощью В.А.Родионова издал книгу «Надія».
10 лет срок немалый, не всё упомнишь, но я знаю точно, что постоянно пыталась всучить знающему человеку свою рукопись на рецензию. Кроме Любы Сурковой и Родионова, её прочли и сделали замечания Людмила Жихарева, Антонина Мрачковская, потом в Курске Валентина Коркина (прочла, подарила свою книгу « Подземные токи», быть редактором отказалась.) и была права, потому что, я потом поняла почему.
Однажды в Курске я купила книгу стихов Сергея Бабкина «Сыновний поклон», узнала его адрес и пошла звать его к себе в редакторы. Он согласился, сделал массу замечаний, написал рецензию. И опять у меня куча работы с этой самой рукописью, которая ежеминутно пополняется, и пополнениям этим нет конца. И я как будто Паганини со скрипкой, ношусь со своей рукописью, точно не зная зачем?!
Книгу Серёжи Бабкина я прочла, удивилась и обрадовалась. – Невероятный талант!!!
А позже написала «Разговор с Сергеем Бабкиным по прочтении его книги «Сыновний поклон».
(Полный текст приведу в главе 21)
21
Мне кажется, что вся моя жизнь, это погоня за неуловимой Жар-птицей, которая улетая, увлекает меня за собой в её, а не в мою сказку. Я таюсь в кустах своей жизни, высматриваю её, задыхаюсь от желания прикоснуться, пламенею и мёрзну, бегу на наивысшей скорости своих возможностей, а когда почти касаюсь её рукой, замираю от мысли. – Зачем мне она!? Я не уважаю себя за свою нерешительность! И за решительность, тоже не уважаю! Я не хочу, чтоб бесконечный бег и азарт прекращались, а чтоб неуловимость и красота мечты жгла и рвала душу мою на части. Жалила пчелой в самое сердце, а сердце трепетало и млело, будто пшённая каша в горячей духовке. Маслица бы духовитого натурального от собственной коровки, в эту невкусную без масла, кашу. Каша с маслицем это хорошо, и собственная корова, это тоже хорошо, но если б эта самая Жар-птица ухаживала за ней и за мной, и улыбалась нам и любила нас беззаветно и преданно, и никто - никто другой не нужен был этой Единственной на Всех, – Жар-птицы. Она, конечно, тоже не знает, кто именно ей нужен, и кому отдаст своё масло вместе с коровой. – Она не знает! Так как и я, догоняющая её, каждый миг своей жизни. Каждой клеточкой и каждым нервом, обожающая её, стремящаяся к ней, а она давно обо мне забыла думать: у неё таких ловцов без счета, без конца и края, и она чихала на всех с высоты своего Жар-птичьего полета, фука, дуба. Она втайне довольна, горда и мёрзла, как снег и лёд Баренцева моря, а может, моря Лаптевых, и всех остальных холоднющих морей. Представляете, сколько отрицательных температур накопила за свою отчаянную жар - птичью холодность, эта сказочная красавица. Или красавец!? Должны же быть эти птицы обеих полов, – как Вы думаете, дорогой мой читатель. А?
– Конечно! – скажите Вы. И тем самым подтвердите весь этот мой бред, потому как и вы такой же Вечный странник, И Вечный мечтатель, который никогда, кого надо, не догонит.
22
Сегодня 23 октября 2011 года, день тёплый и светлый, листья валяются под деревьями, по дорогам и тропам, не так то уж и красиво, особенно когда вспомнишь, что их эти, красивенные листья уже пора бы начать убирать. И куда-то спроваживать. ( Закапывать их нельзя, так как они для своей переработки в доступную, для корней форму, требуют отвлечения большого количества полезных почвенных микроорганизмов. А у них и так работы полно, ведь корневые остатки могут переработать только они. А листья мы обычно сжигаем, хотя положено делать компост.) Сжигаем в общем листочки, но сплошная морока с их ней сыростью и красотой. А пока можно попридуриваться и сделать вид, что ещё рано брать грабли в руки и поэтому можно читать и писать, и наоборот; то есть наслаждаться искусством написания букв. Со стороны никчемное занятие, вызывающее нарекания от ближних, – дальним то всё равно, им в общем то безразлично ваше хобби. Дальние и не ругают, и не хвалят, да и читать могут законно отказаться. Что зачастую и делают.
Сейчас перечитываю «Сыновний поклон» Сергея Бабкина, и хочу поделиться с вами, дорогие мои читатели, вот что он написал 11 лет назад, в 2000 году, а скорее раньше, дата написания не указана, а книга издана в 2000 году.
ЧЕТВЁРТОЕ ПОЛЕ
Снова путь мой беспросветен,
Под ногами корка льда,
Теребит над полем ветер,
Словно струны, провода.
Будь, что будет…если – будем…
Не однажды довелось
Полагаться русским людям
На удачу, на авось.
От столба к столбу по гривке
Я шагаю…
Вот те раз!
Проводов висят обрывки–
Связь времён оборвалась.
Что гадать тут: или – или…,
Коль в обоих «или» зло? –
На дрова столбы спилили,
Или вымерло село.
Но столичные витии,
Пухлощёкие нули
«Возрождением» России
Вымиранье нарекли.
Не отсеяна полова,
Душит доброе зерно…
Где ж ты поле Куликово,
Где же ты Бородино?!
Нам бы впредь пред сатаною
В страхе шапок не ломать,
Но отеческой бронёю,
Как под Прохоровкой, встать.
О, поля, поля родные,
Где трикраты бито зло!..
Поле ратное отныне–
В наших душах пролегло.
Эту книгу Сергей подписал мне 30 мая 2002, значит и в этом 2002, знаковом для меня году, он построчно раскритиковывал мою рукопись. Серёжа был немногословен, я приезжая в Курск, забирала очередную порцию проверенных листиков и без стеснения уезжала. Теперь бы стеснялась, до чего же беспомощна была моя писанина, по сравнению с его классической поэзией.
23
Беру томик стихов Сережи Бабкина, открываю не глядя, страница 107, читаю:
ВСТРЕЧА С ПУШКИНЫМ
Я мастером на стройке. Суматоха:
Кручусь-верчусь, ни выдоха, ни вздоха –
Христом молю, порой сорвусь на крик.
Но, наконец, работа закипела,
Кран прикатил,
И все ж не в этом дело,
А в том, какой попался крановщик.
Ему: «Майнуй!» – во всю лужену глотку,
А он колонну, словно волны лодку,
Раскачивает на крюке…– беда!
Стучусь в кабину:
–Эй, опять промашка!
Зовут-то как?
– Обычно, Пушкин Сашка –
Гляжу в путёвку:
Да-а-а…вот это да!
Читаю! Читаю! И читать хочется. Но боюсь вам надоесть, может, вам дорогие читатели повезёт найти его великолепные стихи и прочесть самим, и обрадоваться и загрустить.
Любил Сергей каждый кустик, травинку и даже песчинку любил. Как маленький вспоминал своих отца и маму, дедушку и бабушку, великолепны его стихи о том уголке детства, где теперь многоэтажки. Жил Сергей с женой красавицей Раисой Петровной и сыном в родительской квартире, на улице Карла Маркса, 5 кв.2 в шикарном громадном доме. Но был совершенно одинок. Друзьями его были Слова, которые его воистину любили.
Кот подкрался, послушал мою чепуху,
Потянулся, зевая с досады:
Мол, видал чудаков на своём он веку –
Вечно что-то выдумывать рады.
Чёрной тенью у ног моих лёг и спросил:
«Ты когда-нибудь звёзды в ладонях носил?» –
От такого вопроса опешить
Мог бы даже заслуженный леший.
Кот хвостом колыхнул, выгнул спину дугой
И в усы прошептал деловито:
«Этой ночью на крышу пойдём мы с тобой.
Ты не дрейфь – будет всё шито-крыто».
Мы на крышу взобрались, гуляли по ней,
С неба звёзды срывали,
Как вишни с ветвей.
Даже очень и очень не просто
С неба рвать раскалённые звезды.
Видела я этого огромного холёного чёрнющего кота. Видела и Раису Петровну, и сына Алёшу. Они с мамоей Раей были постоянно в своей комнате, которая всегда была закрыта изнутри.
24
Жить , я слышала, что трудно первые сто лет, а потом полегчает, главное с помощью песен и стихов дочирикаться до своей истинной половины, которая бы не ожидала, когда ты загнёшь лыжи, а эти самые лыжи вовремя мазала мастикой, чтобы они хорошо скользили и не тормозили во время бега, по спирали жизни. Где обязательно взлёты и падения. Если одни взлёты, то можно очень высоко взлететь, а потом будет больно падать. Сплошные падения мешают космосу удерживать земной шарик на весу. Ведь шарику ещё труднее, чем нам в первые 100 лет, на нем же 6 миллиардов человек, таких же замечательных, как мы. В плотном мире, а в тонком у Владислава Стодольника я не вычитала, видимо хватит перехватит. А тут недавно стала я Ольгу Руди читать, так, спасибо ей, оказывается 21 ноября какая-то подмога земле будет, 11 11 11 каких-то энергий. В общем продержаться надо и вырабатывать стихоплётством, жаркими мечтами и восторгами положительную энергию, которая усиливает силы и нам и всей вселенной. Вот и всё. Главное, конечно, для нормального землянина-человека, это найти вторую половину в первые 100 лет, потому, что потом в тонком мире будет скучно и грустно, и не кому руку подать( там веки вечные). . Ведь гармония - это шар, а если пол-шара, то это не гармония, и будешь цепляться за свои собственные, плохо смазанные лыжи, драной юбкой. Так что не важно , напечатают наши стихи в районке или нет, главное чтоб ты создал шедевр и он носился во вселенной мысленно, облагораживая её благородством твоей мечты. Одухотворяя.
Возможно не все читали стихи Бориса Чичибабина, харьковского поэта, Лауреата Государственной премии СССР, вот маленький отрывок:
Извечен желтизны и сини –
земли и неба договор…
А я живу на Украине
С рождения и до сих пор.
От материнского начала
Светила мне её заря,
И нас война лишь разлучала
Да северные лагеря.
В её хлебах и кукурузке
мальчишкой, прячась ото всех,
я стих выплакивал по-русски,
не полагаясь на успех.
В свой дух вобрав её природу,
Её простор, её покой,
Я о себе не думал сроду,
Национальности какой.
Иной из сытых и одетых,
Дав самостийности обет,
меж тем давно спровадил деток
В чужую даль от здешних бед.
Приедет на день, сучий сыне,
И разглагольствует о ней…
А я живу на Украине,
На милой родине моей.
Я, как иные патриоты,
Петляя в мыслях наобум,
Не доводил её до рвоты
Речами льстивыми с трибун.
25
Какое же это увлекательное дело Интернет! Только что вырвалась по хозяйским делам, но в голове всё крутится, чтобы мне вам рассказать, прям хоть бросай кочан среди огорода и беги. И так промурыжила пару часов и вот опять с вами.
А вчера вообще был у нас семейный праздник, юбилей свадьбы, – так хочу порадоваться с вами, попраздновать тихо-мирно, повспоминать. Как вы помните, училась я на агронома, за Белгородом в Короче, сдавала экзамены и постепенно стала задаваться, даже на выпускной альбом с группой не стала фотографироваться, злая стала и с гонором, хотя и комсорг, или староста, точно не помню. Мучили меня бзыки, хотелось срочно уехать очень далеко. Сначала мы позвонили на Сахалин в областное управление сельского хозяйства (нарочно не придумаешь), пару раз звонили, так хотелось на остров, хотя и обитаемый. Но нас с Ниной отфутболили назад в Белгородскую область, куда распределялась вся группа агронов-плодоовощеводов. Но я не успокоилась, видно поэтические мотивы уже тогда звучали в моём существе, но кто же знал истоки этого беспокойства. Мы уже и полгруппы замуж в Короче отдали и детей их понянчили, а все эти гулюшки мимо меня проходили, без остановки. А тут у меня красный диплом и право выбора в какое хозяйство изволю я поехать. Но я игнорирую этот список висящий на двери и ничего не выбираю. Пишем письмо в Казахстан в министерство, желаем, мол, к вам, на целину. Ответ и вызов. И Нина не приходит на вокзал, а я еду одна, – за своим суженным лётчиком.
Только теперь я поняла за, чем я безудержно рвалась в этот неблизкий путь.
Коротенько о моих впечатлениях о целинном крае. – Это, скажу я вам, шикарное зрелище! Рукотворное, сказочное царство! Это Гимн труду советского человека. Это «Спасибо Родина за счастье, с тобою быть, в пути, твоём!»
Устроилась я агрономом в совхозе «Двуречный», Есильского района, Целиноградской области. Совхоз десять лет назад организован в степи, и начат с колышка, первый директор легендарная Евдокия Зайчукова.
26
Вот о чём я сейчас подумала: « В настоящий момент истории, мы живём Лучше, чем раньше. В каждом трезвом доме тепло и сытно, полно модных и красивых тряпок. Авто почти под каждой задницей, что не есть хорошо. Работа у всех посильная, никто не стоит с плёткой. Пожилые регулярно получают достаточную пенсию, и активно поджидают почтальонов у крылечка. Или топают в банк. Банков развелось, как бродячих собак. ( Что-то они хранят. Или отнимают за неуплату процентов, последнее, это уж выбор каждого. Лично я, кредитов не беру, и никому не советую). Отлично чувствуют банкиры!!! На их улице Праздник!!!
У нас в городе накрылся «Надробанк», да и по всей Украине пострадали вкладчики, а его управляющий, строит Дворец с фонтанами и заборами, и как только банк лопнул, он стал обкладывать стены из белого кирпича серым бутовым камнем, под английский замок, или синагогу.
Базары ломятся от продуктов, нарядов, шурупов и секенд хендов. – Просто стыдоба, наряжаться в заморские ношеные тряпки советскому гордому революционному человеку. – Вот так гуманитарно помогая Великой Державе, раздробленной бумажно, но фактически живущей в каждом сердце(даже маленьких девочек и мальчиков), – ломаются достоинство и гордость, без которых человек приближается к ….(Но скотина не меняет шкуры).
Живём настолько хорошо, что от работы виляем; от земли, деревни, коровы тоже виляем. Детей в роддомах оставляем.
Порно смотрим! – где взрослые мужланы изголяются над беззащитными девочками-детьми.
Поголовно ноем и стенаем, как нам лодырям, пьяницам и развратникам плохо, и что правительство нам что-то не додаёт.
Пишем недовольные вирши и поэмы, создавая негативную, отнимающую силы, энергию, не только у самих себя, но и у Правителей, которым Бог послал, эту непосильную, без нашей помощи, ношу. И у Земли и Космоса. Ведь в природе всё взаимосвязано, везде электромагнитные волны, связывающие мысли и эмоции воедино. И только положительные, – создают, а отрицательные – разрушают. Получается мы сами кузнецы своего счастья. – Мы участники Мирового Разума (Бога).
Когда был СССР, мне приходилось тоже постоянно слышать недовольство многих людей. А теперь все голосят, как же тогда было хорошо!
Доголосились! Догоревались! Допились! Донаряжались! Дообъедались! Доленились! Доматюкались!
Докатились!
Прошу всех, - давайте радоваться! Радоваться! И радоваться!»
Ведь жизнь вечна в Духе, а тело только помогает наращивать силу Духа при жизни на Земле, в Плотном мире. Тело, - это футляр. Важен дух. Его идельность и истинность, чтобы в Тонком мире, занять достойное место на Веки Вечные.
27
Когда я ехала в Казахстан на работу, пределом моей мечты было, чтобы не печь самой хлеб и чтобы в посёлке была баня. Хоть и прошло уже 10 лет, со дня начала освоения целинных и залежных земель, но точно ничего никто не знал. Дома все восстали, не пускали, отец сказал, что это та же Колыма. Но мне хотелось. Хотелось поехать и всё. И вот я здесь. Сердце не ёкнуло, как будто я дома и все ждали меня и очень рады. Да, ни дня печали. Ни дня восторга. А обыкновенный покой.
Посёлок совхоза «Двуречный» располагался на берегу реки Ишим, из которой моторчиком качали воду в колонки и пили. У околицы яблоневый сад в 20 гектаров, плодоносящие полукультурные яблони, вполне съедобны. Дальше арыки для полива овощей, овощи все прекрасно росли и вызревали. Бригадир овощевод
дед из Украины Степан Пинчук, дочь в бриллиантах. Дед невзрачный на вид, но хитрый и дело знал. Посёлок имел ровные улицы украшенные клёнами и тополями, до крыш домов. Баня, пекарня школа, 2-х этажная больница, клуб, контора. Огромный машинный двор с сотней комбайнов. Трактора. Типовые мехмастеркие с токарями, электриками, аккумуляторщиками и т.д. Гараж, где уйма машин. Животноводческий городок, где уйма скота. Мехток. Зерносклады. И под 20 тысяч гектаров отличной плодородной земли каштанового чернозёма. Люди с огоньком в глазах. Наций много, три казахских семьи на весь совхоз. За рекой совхоз «Чулак-сандык» - полностью казахи. Была там один раз. Мне дали однокомнатную квартиру в 2-х этажном доме.
Познакомилась с легендарной женщиной агрономом Александрой Сергиенко, она в 1954 году вместе с мужем художником решили ехать из солнечной Анапы на целину, а грудную дочку Наташу, оставить с родителями. Но когда их пришли провожать на вокзал, они забрали дочурку с собой без детских вещей. И представьте, жили с ней в степи, в палатке, совхоз-то начинали строить с Колышка.
Нигде ничего. И я видела эту самую Наташу, крепенькую симпатичную блондинку и её братьев Сашу и Серёжу, коренных целинников. В тот год, когда я приехала, их мать получила Орден Трудового Красного Знамени
28
Как я теперь понимаю, многое зависит от идеи, от поставленной задачи, не только перед самим собою, но и перед тобою кем-то. Кто тобою уважаем, тобою чтим, и тебе не подвластен. А ты ему да. Но он о тебе лично не обеспокоен, а обеспокоен очень большим и важным, доверенным только ему, и ему подобным, обличённым большим доверием кого - то Высшего, свалившего на его обычную голову, такую необычную ношу, заботиться о многих, о целой стране, странников и странниц, их наследников и предков. Многое можно свершить воспламенившись Высокой идеей. И многое можно разрушить не имея её.
Целина и была Высокой Идеей, которую разработала и воплотила в жизнь Верховная Власть Советского Союза.
Горы! Огромные горы золотистого зерна яровой пшеницы возвышались на токах во время уборки урожая! Такого богатства больше никогда и нигде мне не приходилось увидеть.
Трагедией становился каждый поломанный трактор во время сева, или комбайн во время уборки. Всё кипело, сеяло, жало, очищало, грузило, везло. И ехало обратно, чтобы опять и снова молотить эту радость движения и победы. И теперь когда я читаю, что целина была напрасной, что совхозы надо превратить в фермеров одиночек, мне не хочется плакать, мне хочется плюнуть в лицо, сказавшему или придумавшему это. Но этот самый Он, недосягаем и неизвестен, он ничтожество погубивший великую Идею, Великое дело великого Октября. Да, Октябрьская Революция была кровавой и жестокой, Да Сталин был тиран, но при Брежневе мы вышли на прямую дорогу Труда и Покоя. И это-то оказалось не по нутру Нашим Врагам. Да, врагам. Потому как они всегда были, есть и будут. И это надо всегда знать и помнить.
7 ноября 2011
29
Если я спрошу себя, кто мой любимый писатель? Поэт? То я отвечу незамедлительно:
Поэты:
Сергей Есенин
Николай Некрасов
Борис Чичибабин
На вопрос почему, отвечу:
С. Есенин, это радость любви.
Н. Некрасов, это печаль страданий.
Б. Чичибабин, это героика подвига.
Что касается писателей то: ( Назову по одному произведению)
Николай Лесков.(Очарованный странник.)
Дэвид Герберт Лоуренс (Любовник леди Чаттерли)
Сомерсет Моэм(Луна и грош)
Если спросите почему, отвечу так: «Когда мне нечего читать, я перечитываю их в очередной раз, не помню какой.
Я не помню имён героев, но я слышу огонь, идущий от них ко мне. Они мне нравятся и я с ними заодно, иду в одной связке. Радуюсь и сопереживаю.»
Когда-то мне похвалили «Сто лет одиночества» и прочитав и ничего не поняв, я стала смелее писать свои эссе.( А вернее молоть всякую чушь без стеснения)
Так родилась моя книга «Воздушный поцелуй», которая вначале задумывалась, «Как сто пудов лжи».
Если вы попросите меня пришить вам пуговицу, я молча, не пришью. И свою буду пришивать пару, тройку лет, - всё собираться и откладывать.
Если вы посоветуете мне протянуть шнур и сделать ровными грядки, я не протяну и посажу криво. Но вскопаю огород пораньше осенью и буду весной и летом вовремя пропалывать и рыхлить.
Мимо меня за жизнь прошла масса людей, но заинтересовал всего один, от которого пошли мои дети и внуки.
Моих детей и внуков никто и никогда не полюбит , так как их любит родной папа, и родной дедушка.
И всё потому, что я никогда не думала о себе. И не думала не о ком. А просто делала по совести, по чести, по любви.
Вкусы не меняются, и мне теперь очень нравится человек, чем-то напоминающий моего мужа, - бесшабашностью, смелостью, дерзостью. Красота здесь ни при чём. Хотя они явно похожи.
И прошу всех запомнить, – вкусы не меняются.
30
Когда Люба Суркова поднималась на крыльцо и открывала дверь, первое что она просила: «Рая, выключи радио!». И я летела к репродуктору и выдёргивала вилку из сети. Я тогда ещё не дошла до поэтической кондиции, постоянно прислушиваться к себе. Именно к себе, прислушивалась Люба, и тяготилась посторонними звуками. Она любила бывать у нас, мой муж, немедленно тащил чернило шелковичного вина, которое делал в больших количествах, а я пельмени и другую снедь, приберегаемую для уважаемой гостьи, мы тихонько беседовали и никогда не надоедали друг другу. Люба была откровенно бескомпромиссна, она была честна на 100%, талантлива на всю 1000%. Окончив три курса пединститута, Люба редко ошибалась, редко заглядывала в словари. Мне подарила словарь, который так и остался единственным в моей библиотеке.
Вот один из её стихов:
*
Может, завтра я буду смотреть по-иному
На рассвет, о котором слагаю стихи.
И тебе, как всерьёз нашалившему гному,
От избытка любви отпущу все грехи.
А сегодня брожу я у самого края
Той земной стороны, где как ночью темно,
А сегодня я просто тебя презираю,
А с тобой и себя, и себя заодно.
Что поделаешь тут, ну, конечно, ранима,
Обожгло, одурманило душу враньё –
И к чему тут слова, разве боль объяснима?
Бьются рифмы в снегу, будто сердце моё.
Когда у меня на душе скребли кошки, я быстренько шагала к Любе, у неё всегда кто-нибудь околачивался, читал ей свои опусы или доедал до последней крошки её скудные припасы. Она выставляла на стол всё!!! И это Всё лопали все, аж за ушами трещало. Сидели мы все на кухне, крошечно-безразмерной и уютной. Уютной, потому что хозяйка любила нас всех, иначе бы не стала связываться. При мне В.А.Родионов никогда не приходил, но когда-то Люба тыкнула пальцем в букет, стоящий на столе.
– Видишь розы Родионов принёс.
31
Когда в 2004 году, у нас на Украине развернулась компания Президентских Выборов, моя первая книга «Ветер истины» была уже на выходе, я часто ездила в издательство, мучилась в бесконечных долгих стоянках на границах России и Украины, и Украины и России. По ходу терзаний и мучений писала новое и старалась это новое включить в книгу. ( Я тогда ещё не предполагала, что после выхода книги, стихи польются рекой и книги будут печься, как пироги. Пироги разного вкуса, разной сладости и горелости, но дрожжи поэзии были уже не в моей власти.)
И так я на границе написала почти что траги – поэму, «Пограничная Голгофа», где были слова посвящённые Кандидату в Президенты Украины Виктору Януковичу (Кандидатов было выдвинуто 26):
*
О, Янукович! – Боже праведный.
Какая высь! Какая стать!
Премьер-министром он поставленный.
…Ему бы Президентом стать!
Такой красивый и загадочный!
О, наш Премьер! – он выше всех.
И обещает век нам сказочный!
…Стране и счастье и успех.
И ещё что-то, что не сохранилось. Но с этим длинным стихо я пошла в предвыборный штаб Януковича, в нашем городе. Показала и прочла стих Кузнецову Леониду Сергеевичу, бывшему зав орготделом райкома партии (он теперь возглавил штаб Януковича), чем его очень обрадовала.
– О, да Януковичу уже поэмы пишут! – восторгался он.
А вы член Союза Писателей?
– Нет, ответила я.
– Надо бы посоветоватлься с В. Родионовым, сказал мне Леонид Сергеевич, непотопляемый ни при каких сменах властей и перестроек. Но к В. Родионову, я конечно не пошла.
34
Первый раз я попыталась писать стихи лютой зимой 1983 года. На кладбище, куда я пошла холодным февральским днём, снега было по колено, выл ветер, криком кричала я, но меня никто не слышал. Может, и слышала меня моя мама, ушедшая в мир иной в сентябре 1982, ушедшая внезапно в течении 7 дней, от страшной болезни – столбняк. Мама моя Шеенко Ксения Фоминична 1915 года рождения, дочь, раскулаченного в 30-е годы Латышева Фомы Родионовича и Семикиной Матрены Ивановны, до 1959 года трудилась в колхозе, а потом на лесном складе шахты имени Румянцева, города Горловки, в Донецкой области. Разгружала вагоны со стойками и обаполом, для крепления шахтных штреков, была передовиком производства и её портрет стоял в Аллее Славы. Построила там дом, но оставила всё сыну Геннадию, моему брату 1936 года рождения, забойщику этой же шахты и приехала ко мне в Казахстан в 1966 году. Вырастила моих детей, дала мне возможность окончить с\х институт и работать с утра до вечера, полностью отдаваясь труду. Годы летели, как птицы, а я, как гончая бежала от одного зайца к другому, ловила их, отдавала охотнику и мчалась дальше, во весь дух, забывая кто я, и зачем эти гонки, этот азарт и это великолепие достигнутого. Думать было некогда, и не охота, и не зачем. Потому что впереди были новые зайцы, и новые лисы. Совхоз «Двуречный» сменил совхоз «Кирова», пригород Целинограда, в 26 лет(дочери год от роду, а сыну 5) меня избрали председателем сельсовета. И я как сейчас помню, выступая без шпаргалки на пленуме Райкома партии, получила замечание. Хотя выступала бойко и не забыла ни одной цифры показателей совхоза «Новоишимский», на территории которого был мой сельсовет. Секретарём райкома партии был красавец из Полтавской области Золотарёв Евгений Михайлович, который подводя итоги Пленума сказал: «А Мельникова, профессорша, не готовится к Пленумам». Я это спокойно приняла к сведению и мы поехали домой, с парторгом совхоза, на его бежевом бобике. Скрыль Василий Калинович наш парторг, в прошлом комбайнёр, получивший Героя Соцтруда за свои комбайнёрские трудовые подвиги. Он был мало разговорчив, но честен и упёрт. Его жена Вера, окончила тот же техникум, что и я, и мы с ней случайно встретились на целине, в столовой. А потом я стала их кумой, крёстной матерью их Сашеньки, но в церковь не ездили, а просто пообедали и всё. Главное кумом они пригласили зав издательским отделом обкома партии, но тогда я ещё не написала ни одной строчки.
15.11.11.
35
Мне кажется, что не по своей воле идём мы дорогой, которую выбираем. То идём, то летим, то мчимся, пробивая лбом стены, пространство и время, и иногда идём по воде, яко посуху. Так мчалась я когда-то в Казахстан, а потом обратно, а потом пробиралась к поэтическому слову, как кот до сметаны, которая в глубоком подвале, за семью замками с злющим псом на цепи у двери. Хоть и прошла я в подвал, но пса этого не отвязали, не увели, а наоборот он стал матёрее, но послабее, чем я, однако. Вот в чем закавыка, и в чем ответ на незаданный никем мне вопрос. Я задаю его сама, сама же и отвечаю. Потому как, путь я прошла, промчалась, пролетела, зачем до сих пор не понимаю и порой гневаюсь, а порою радуюсь, но не пройти я его не могла. Какая-то сильная сила двигала меня и даже создавала очень и очень печальные события в моей жизни. Она вынуждала делать меня то, что по иному бы я никогда не сделала. Не сумела. Не осилила. Не захотела. А теперь, когда я так много знаю и так много хочу, чего ранее я бы не придумала себе позволить, я с каждым днем становлюсь всё более решительной и нахальной, что вовсе не вяжется с моим ранишним обликом.
Очень положительной Героини Нашего Времени. Этот титул всегда волокся следом за мной как комсорга, профорга, зама по идеологии, пред. исполкома, депутата, без единой бумажной Почетной Грамоты, не говоря об орденах и медалях. Спасибо я их никогда не могла заработать, не старалась, не думала, не мечтала. Лезла на рога, сама того не понимая, не желая, не зная.
Вот и сейчас мы едем с Пленума райкома с парторгом Василием Скрыль по ровному асфальту трассы Целиноград-Алексеевка, до Ново - Ишимки, где около 20 тысяч пахотной земли, тысячи голов коров, быков и тёлочек, огромные горы золотого зерна, прекрасные труженики разных национальностей, в основном немцы, поляки, русские и украинцы, которые никогда об этих своих национальностях не думают, не говорят, не мечтают. Живут себе, трудятся, и в ус не дуют. У всех есть семьи, дома и домашний скот. И где обязательно кто-нибудь кого-нибудь в этот самый миг предаёт, или хочет предать, или предал раньше и продолжает это делать теперь. Но всё шито-крыто, потому как никому не под силу узнать, о чем думает его ближний, или дальний, пока тот не захочет открыть свои карты, показать зубы, или чего похлеще.
Едем мы, он Герой Соцтруда, я просто так. Но вот нас обгоняет райкомовская чёрная «Волга» и становится впереди. Парторг Вася идет узнать в чём дело и возвращается с предложением мне пересесть в «Волгу», но я говорю «нет» и сижу, тупо уставясь в лобовое стекло «Бобика». Вася молчит, я молчу. Волга стоит. Потом мы едем каждый своей дорогой.
17.11.11.
40
Воистину правда, что идеи миром управляют. И что тут мы сразу впадаем в противоречие научного коммунизма, который провозгласил, что материя первична, а дух, сознание – вторично. (Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущениях.) Но задвигая на второй план дух, духовность, и разрушив церкви и монастыри, Компартия СССР заимствовала многие церковные каноны в Устав КПСС. Лично у меня не возникало никаких сомнений и претензий, а наоборот, мне всё нравилось. Дело в том, что я мои современники, не хлебнули горячего до слёз ни от революции, ни от войны, ни от голодомора, ни от сталинизма. Нам повезло жить во времена Хрущёва и Брежнева. Когда именно мы были максимально свободны, максимально трудолюбивы, востребованы и романтичны. Время позволяло. И иногда в моей голове вертелась мысль: «Неужели всегда будет так?»
И теперь я думаю, что вот именно это противоречие, которое сначала вывело нас на трудовые подвиги материализма( Построена Великая страна!!! А с ней и возрос духовно Человек, который-то в массе своей, очень и очень страдал, перенапрягался, всё это строя и воздвигая) Но КПСС, призывая народ к Трудовым Подвигам, говорила человеку Хорошие слова, мол ты будешь молодец, если будешь не лениться, не жалеть себя, во имя страны. И эта великая Идея действительно вдохновляла, помогала переносить трудности и лишения с радостью и огоньком. То есть строя светлое будущее, Люди строили себя, своё сознание. Стремились сделать больше и лучше, забывая лично о себе, в этих героических схватках за общее. Многие были неграмотны, но стали учиться, а теперь у многих из нас высшее образование.
Но, как известно, развитие общества идёт по спирали, и существует добро и зло, поэтому постепенно противоречия, о которых замалчивали, начинали тянуть с вершины развития вниз. Леонид Брежнев умер 8 ноября 1982 года, удерживая СССР, на пике величия. Тогда нельзя было иметь большой дом, жировать, выпячивать богатство. Такая была идея.
Но, как говорится, Бог создал картофель, а чёрт колорадского жука; народ создал страну, а враг её развалил.
И теперь мы понимаем, что действительно, идеи миром управляют!
И насколько светла и гармонична Поэзия, которой на Сайте Стихи. ру мы увлекаемся, настолько она и полезна. И настолько, каждый из нас есть друг или враг нашей собственной страны.
20.11.11
36
И вот, когда Сергей Бабкин в 2002году, прорецензировал мою рукопись, я сделала работу над ошибками и подалась в Москву, в издательство «Художественная литература», там было такое запутанное по планировке здание, всё почти сдавалось в аренду, но я нашла Виктора Максимова, который поручил редактору Марине, вычитать мою рукопись. Она дважды встречалась со мной, и сделала незначительные замечания по тексту. Максимов не против, был издать мою книгу, но цена была мне не по карману и я поехала домой к В.А. Родионову, который очень и очень тщательно почеркал всю рукопись простым карандашом, крест на крест. Я взяла резиночку, аккуратно стёрла, кое-что исправила и повезла в Курск , на улицу Энгельса – солиднейшее издательство всех времён, где с меня только за форматирование попросили 300 долларов. Но мне повезло, я в Лавке при Союзе писателей купила книгу Евгения Носова «Вечерние стога» . Замечательные, захватывающие дух рассказы и повесть, о том, как в деревне узнали, что началась война, и как собирались и провожались. (Я вообще не читаю о войне, революции и партизанах, но эту повесть я прочла за одну ночь. Сказать с восторгом – кощунство, о горе великом повесть, но великолепное написание и чувства, вызванные этим чудом, живут во мне, по сей день.
И к моему великому позору и стыду, я только тогда узнала, что есть такой писатель – Евгений Носов, живущий, совсем рядом, но ушедший очень далеко от простых смертных, величием своего писательского таланта. Это волшебник Слова.
43
Мудрость приходит с годами. Вот лежим мы с внучком Илюшей и читаем сказки перед сном, он, конечно, от сна увиливает, а вот сказки слушает. И тут я неожиданно для себя задаю ему вопрос: «А в чем счастье?» И этот крошечный мальчик мгновенно отвечает: «Счастье, когда не ругают». И возникает вопрос, кто из нас мудрец? Он или я? Конечно ОН, потому как я такого ответа не предполагала.
Ясно и чётко, о своём выстраданном 3-х летнем счастье.
С годами мы запутываем себя и в вопросах и в ответах, всех учим, не зная конкретно ничего. Смотрим на всё с высоты своей колокольни, которая по пояс современному малышу.
Я долго мечтала разместить свои стихи в компьютер, но никто вразумительно не желал мне объяснить, наконец, сын сделал мне страницу, а внуки стали за меня писать рецензии, так как я не сразу поняла, как и что. И вот уж с весны прошлого года я автор стихи. ру. С радостью читаю, но почему-то есть авторы которые приходят ко мне как неизвестные. И вот этим летом меня обрадовал автор с красивым псевдонимом, который просто засыпал меня восторженными рецензиями. Я показывала рецензии внучке, она радовалась вместе со мной. А к вечеру не выдержала и призналась : «Бабушка да это же я открыла себе страницу и пишу тебе рецки. И не только тебе». У неё мгновенно появились поклонники. И она же объяснила о существовании клонов. И открыла мне страницу на проза. Ру.
В её возрасте я перешла в четвёртый класс хуторской школы, где было 12 человек детей и одна учительница на 4 класса, не было телефона, появилось радио, за керосином стояли в очереди, чтобы залить в коптилку или в керосиновую лампу. Дети спали на печке, а на домах были соломенные крыши. И земляные полы. Летом землю в комнатах смазывали коровьим навозом. Пахло и зеленело. Никто не мечтал о Мерседесах, газе, шелках и коврах. Топить было абсолютно нечем. Но никто не жаловался на жизнь.
26.11.11.