Стоял октябрь. И изредка сжималась
в душе озябшей грусть. Пока мазки
листвы смывала осень, стынь и алость
раскрашивали в мёртвый колоски.
Для счастья нам нужна всего лишь малость,
и малости довольно для тоски.
Мы опасались (как глядели в воду),
подслушивая брань осенних смут.
На раны солью сыпали и содой,
чтоб сердце полыхало по уму.
Так стало несвободное свободным,
хотя ему свобода ни к чему...
И в горечи задушенного лета
навеки было велено застыть
песчинке всеобъемлющего света,
способной за собой сжигать мосты.
Могу я много рассказать об этом,
но не могу об этом говорить.