Сказка про то, как Иван был тираном, потом деспотом и, в конце концов, Бог его знает кем.
Всё, что здесь написано,
Было переписано
Из осколков дневника.
Всё, что удалось пока,
Прочитать, расшифровать
И понятно написать.
Разомкнув глаза лениво,
Узнаёт Иван тоскливый
Лазарет на звездолёте.
Значит снова он в полёте?
Кто же правит кораблём?
Кто командует на нём
И ведёт в пустом пространстве,
Если он, владелец, в трансе?
Щупая себя везде,
Сознаёт, что снова здесь
В тесной клетке безднонавтов
Будет принимать свой завтрак.
Но с Марией! О, с Марусей!
С ней и тухлый завтрак вкусен!
Ведь обязан ей спасеньем,
Ей обязан воскрешеньем,
Новой встречей с новой новью,
С беззаветною любовью.
С чудом глаз её и рук,
С чудом милостивых мук –
Всем, что возвращает силы,
Поднимая из могилы!
Улыбаясь краем губ,
Вспомнил миг на берегу
Тот, когда растаял вместе
С синеокою невестой
В обоюдном поцелуе.
Миг, когда душа ликует!
Раздаётся женской сборкой
Звук шагов за переборкой.
Дверь открылась, на пороге,
Достоянием немногих,
Стройные стояли ноги
Те, что носят только боги.
Выше Ваня поглядел,
В изумленье обомлел.
Перед ним, само собой,
Образ женский, но иной.
Тот, который в сновиденьях
Вызывает облегченье
Живописной красотой,
Словно выстрел холостой.
Молвит, улыбаясь первой:
Здравствуй Ваня! Я – Венера.
Мы знакомы, но заочно.
Вас я знаю, это точно.
Вы, увы, наверно нет.
Может, видели портрет?
В Лувре или в Эрмитаже
Он находится под стражей.
Здесь же я в крови и плоти
С вами нахожусь в полёте,
Только в платье, оттого
Не похожа на него,
Ведь нагой меня писали.
Живописцы знать не знали
В их ошибочных понятьях,
Что люблю носить я платья.
Под талантливой рукой
Появлялась я нагой,
Не совсем во всём похожа,
Кое-что совсем не тоже
Только общие черты.
Но по ним узнаешь ты,
Присмотревшись сквозь шелка,
Где, писав, лгала рука,
Поощряя произвол.
Вы – Милосская?! Позволь,
Но ведь та была без рук?
Успокойтесь, милый друг!
Бесфамильной я хожу,
В чём всю прелесть нахожу.
Тот скульптурный мой портрет
Носит старой драмы след.
Некий пьяный кавалер
В стиле барственных манер
Требовал моей руки,
Изнывая от тоски,
Он охрип от красноречья.
Раскаляясь, будто печка,
Мрамор взял и обломил.
Так ему был образ мил
Афродиты, то есть мой,
Что он силой неземной
Покорил скульптуры сердце.
Та, размякнув в трелях скерцо
Пьяных звуков чародея
И от страха холодея,
Обе руки отдала.
Я ж в Лютеции была
И, пред Богом сознаюсь,
Не вступала в сей союз.
Опущу я годы странствий,
Позже оказалась в рабстве
И была женой Трезвона –
Это может каркать ворон.
Но чиста осталась телом,
Ничего не мог он сделать,
Чтоб себя на бой поднять,
Только мог рукой обнять
Талию и выше бёдер,
Тут и силы на излёте.
Чай всё пил из медных вёдер,
Узнавал, как, мол, живёте,
Постучавшись по утру
В спальню вежливый супруг.
Как же здесь вы оказались,
Если в тереме вы спали с ...?
Где Мария? Ведь она
Оживить меня должна?
Ваня, вы сама наивность.
Разве может эта живность,
Баба, в темноте своей,
Что-то сделать без властей?
И она пришла с рассказом
После казни, тут же сразу,
Преступив через ступень
Ко двору в приёмный день.
Повезло вам, Ваня, крупно,
Тот писец был мною куплен
И работал на меня.
Вечно пусть его хранят
Средь живущих времена,
Поглощая имена.
Час настал бесповоротный.
Кто Венеру видел потной?
Но не видели тогда.
Это стоило труда.
Оказавшись в этом храме,
Одинокой вместе с вами.
Съев две дюжины печенья,
Прочитала изреченье:
Если вы тупой пилот –
Жмите кнопку “Автовзлёт”!
Я нажала остальное
Не в моей, а в вашей воле.
Вас, увидев на кресте,
Поняла, что вы из тех,
Для кого на белом свете
Я и будущие дети.
Вы меня очаровали,
Что меня не узнавали.
Может быть ещё немного
И на свет иной дорогу
Мне б открыли эти муки.
Но теперь вы жизни спутник
И конец моим страданьям.
Я ж такая молодая,
Вас всё время ожидая,
Неприятно пропадала
В том, что вас мне не хватало.
И, не дав ему ответить,
Потушила всё что светит.
Вам наверно не известно
В окружающей вас бездне:
Время – это тоже бездна.
Бездна бездне неизвестна.
Записи из бортжурнала,
Что остались, правда, мало,
Довожу. Итак, сначала
Храп и треск в магнитофоне,
Но затем на этом фоне,
Прерывая эту тишь:
Спишь?
Ну, сплю.
О чём молчишь?
Я молчу? Ты что юлишь?
Ты меня совсем не любишь?
Ты ж меня совсем погубишь!
Да кого ж мне здесь любить?!
Правда, можно водку пить,
Но и это не поможет,
Не корабль – сплошное ложе!
И скрываться бесполезно,
Разве только прыгнуть в бездну?
Я люблю тебя, Венера!!!
Ты же требуешь сверх меры!
Ты подумай, сделай вывод,
Как любить без перерыва?
Это ж, сколько надо сил!?
Вон у Э.В.М. спроси
И она тебе ответит,
Что на этом белом свете
Для живого существа
Нет, покуда, вещества,
Чтобы мог он ежечасно
Спать с такой, как ты, прекрасной.
В сутки раза три-четыре,
Да и то так опостылет
От желанной, нежной, милой,
Если сам всё время в мыле.
Дай в покое искупаться,
Чтоб опять в тебя влюбляться.
Я и так такой настырный,
Ты бы где-нибудь простыла,
Две недельки поболела,
Что тогда б с тобой я сделал!
Вот тогда б, моя Венера,
Для меня исчезла б мера!
Две недели это ж надо,
Это даже не декада.
Триста… тридцать… шесть часов
Пытки без чудесных снов.
Ваня! Ваня, не глумись!
Шутишь ты, перекрестись!
Не способен организм
На такой а-ван-тюрь-мизм!
А-а… у-у… вздох облегченья.
Шорох…
Треск…
Обрыв…
… мученья,
Те, что были на кресте,
Приравняешь здесь к мечте.
Возвращаемся, я – зол.
Возмещу за произвол.
На до мной они шутили?!
Посмеёмся вместе или
Мы ли в мире не хамили!
Вот чудесно, Ваня, милый!
Приступи, прошу досрочно,
Разорви на мне сорочку…
Треск…
Шипенье…
Чей-то вдох,
Вот и всё, что сделать смог
Для потомков безднонолог.
Дальше белый шум надолго,
Иногда невнятный голос
Не понять какого пола.