Евгения Дубровина
Лауреат третьей степени в номинации "Земля богатырей"
Валенти;ну Григо;рьевичу Распу;тину, посвящается….
Нам чудится, что мы живем, а нас, может, давно похоронили, но мы ничего не помним. Мы суетимся тут, хлещемся… Как перевертыши. И не понимаем, что нас нет, что это кто-то собрал наши грехи и страсти, чтобы посмотреть, какими мы были.
Валентин Распутин
Жила в одной Сибирской деревне бабка, Евдокия Кузьмовна, но все почему-то звали её Евдоха. Была она вдовая, муж погиб на войне. На вид ей было примерно лет девяносто, хотя на самом деле ей было около семидесяти. Всё лицо у неё было в крупных морщинах, и с первого взгляда было понятно, что она немало горя хватила в своей жизни. И поэтому, даже когда она иногда улыбалась, лицо её казалось печальным и суровым. Одевалась она не очень, но по всему было видно, что когда-то она была настоящей красавицей. Природа задумала её лицо выразительным: широко расставленные голубые глаза поблескивали, некогда золотистые брови были сильно изогнуты и даже когда-то огненно-рыжие волосы на голове курчавились. Евдоха никогда не раболепствовала перед людьми и никогда не одолжалась.
По её скупым сведениям, родилась она задолго до войны. Во время войны мужиков в колхозе совсем не осталось, и Евдоха работала, как и все бабы, в колхозе, напрягаясь изо всех сил, растила сына, которого они с мужем назвали Володей. Началась война. Муж Евдокии Кузьмовны, крепкий сибирский мужик, ушёл добровольцем на фронт. Уже в первые дни Великой Отечественной, Сибиряки вместе с другими воинами Красной Армии приняли на себя удар врага и насмерть стояли на рубежах родной страны. В сорок первом почтальон принёс похоронку на мужа.
Ушла Евдоха на скотный двор и, чтобы не видел сын, долго без памяти выла от горя и каталась по земляному полу и только к вечеру вышла из сарая, поседевшая и заметно постаревшая. Не хотелось ей говорить Володе о смерти отца, да разве такое утаишь. По всей деревне уже судачили: у Евдохи мужа на войне убили.
Володя, которому тогда уже исполнилось 14 лет, молча прочитал слова похоронки и на следующий день отправился в район к военкому, твёрдо решив уйти на фронт, чтобы отомстить за отца. В военкомате к его словам об отправке на войну отнеслись очень серьёзно, похвалили его и сказали, чтобы он даже думать не смел об отправке на фронт, а если убежит, всё равно поймают и вернут домой. «Ты, парень, не торопись, - сказал военком. - На твой век войны хватит, навоюешься ещё». На этом всё и закончилось.
Евдокия Кузьмовна, узнав об этом, перекрестилась и, кажется, стала ещё больше любить своего Володю, просто души в нём не чаяла. Бывало он спит, а она подойдёт к его кровати, смотрит и плачет. Глядела она на него, глядела, да однажды не углядела, утонул он в реке, купался с местными ребятами на ледоколах. Нырнул, а обратно не вынырнул, унесло его течение далеко вниз. Деревенские мужики три дня искали тело мальчика, да так и не нашли его. Погоревала Евдоха, покаталась в сарае от горя и бессилья, да что тут поделаешь, от судьбы, видно, не уйдёшь.
В 1945 году, когда голос Левитана объявил о победном завершении страшной войны, в колхозе из мужиков оставался один председатель колхоза. Многие мужики из деревни не вернулись с войны домой. Ушло из колхоза больше пятидесяти человек, а вернулось, только десять, да и то, кто без руки, кто без ноги. Были, конечно, и здоровые, но они почему-то в колхозе работать не захотели.
Долго ещё после войны Евдокия Кузьмовна продолжала трудиться в родном колхозе «Ленинский путь». По вечерам она плела корзины, научилась даже подшивать валенки, коротая долгие вечера в одиночестве.
С той поры прошло много лет, колхоз «Ленинский путь» не развалился, как многие другие колхозы, но, видимо, доживал свои последние деньки. Председатель уходил на пенсию, смены ему не было, и руководить колхозом теперь тоже было некому. Работы в деревне не стало, школу и медпункт закрыли, и молодёжь потихоньку стала уезжать, кто в районный центр, а кто в город. Остались только пенсионеры и те, кому ехать было совсем некуда.
До войны в деревне было двести домов, школа, больница, два магазина, а теперь осталось домов двадцать, да и то добрая половина из них была приспособлена под дачи на лето. Летом в деревне было хорошо, свежий воздух, грибы, ягоды, рыбалка. В июне, июле и августе в деревню приезжало много людей, кто к матери с отцом, кто к родственникам, кто к знакомым, а кто просто в дома, купленные у бывших колхозников.
Евдокия Кузьмовна Коротких всё также жила в своей деревне. Пенсия у неё была небольшая, правда, государство доплачивало немного за убитого на войне мужа. Жила она одна, крыша у дома совсем прохудилась, поэтому приезжие, увидев её старенький, невзрачный дом, обходили его стороной.
К Александру Михайловичу Крестьянинову, председателю колхоза, каждое лето приезжали много родственников. И дети, ставшие взрослыми, окончившие институт и оставшиеся в городе, и внуки, которых он очень любил и гордился ими. Летом деревня наполнялась жизнью. Везде слышались детский смех, громкие весёлые разговоры. Старая деревня, казалось, просто оживала.
В это лето в колхоз для инвентаризации документов приехал командировочный мужчина лет пятидесяти, определённый на время командировки председателем колхоза на постой к Евдокии Кузьмовне.
Встретила своего постояльца Евдокия Кузьмовна молча, накормила, чем Бог послал, показала кровать, на которой когда-то спал её сын. Его фотография бережно висела на стене рядом с фотографией мужа, погибшего на фронте.
Долго в тот вечер постоялец сидел у открытого окна и сухо с жёстким надрывом кашлял, не давая заснуть хозяйке дома. А наутро постоялец рассказал Евдохе грустную историю: врачи определили у него третью, последнюю форму болезни лёгких. По всему было видно, что постояльцу очень хотелось высказаться, и он откровенно поведал Евдокии Кузьмовне, что он долго лежал в больнице, лечился в санатории, но легче не становилось, и врач однажды сказал ему, что болезнь очень запущена и ему осталось жить в лучшем случае один год.
Он рассказал, что в командировку попросился у начальства сам, в большой надежде найти корень болотного аира в местном лесу, который в народе ещё называют «жизненный эликсир». Обо всём этом ему однажды поведал врач, лечивший его в больнице. Однажды вечером, сидя на кровати у больного, и видя, как тот мучается от кашля и боли, врач рассказал Владимиру ни много ни мало, историю о волшебном эликсире молодости, о том, что есть на свете болотный корень Аира, который встречается на юге Сибири и ценится как основной ингредиент у целителей, знахарей и даже ведьм для приготовления жизненного эликсира, который исцеляет от всех болезней. И если найти корень и сделать лекарство, то болезнь Владимира можно вылечить. Володя поверил врачу, поверил, что может, наконец, вылечится, и с той поры желание найти корень аира и сделать волшебный эликсир не покидало его. Володя под диктовку врача написал рецепт:
«Для лечения болезни лёгких нужно найти «Болотный аир», корень болотного аира заливается 60%-м спиртом, и взбалтывается. Затем закрывается крышкой, которую следует перевязать шпагатом. Бутылка обмазывается тестом и запекается в духовке. Такой отвар принимается один раз в день перед обедом. Отмечено, что после приёма такой смеси в течение двух недель состояние человека, болеющего болезнью легких, заметно улучшается, а после одного месяца человек может полностью излечится от болезни».
Всё это Владимир Леонидович с грустью рассказал Евдокии Кузьмовне, которая слушая его, тяжело вздыхала и качала головой, думая о чем-то своём.
Потянулись длинные дни командировки, похожие друг на друга. На вопрос Владимира, почему в доме нет телевизора, Евдоха молча пожала плечами. Постоялец уходил в колхозную контору утром, а возвращался лишь под вечер, выпивал стакан чая и садился у окна, грустно о чём-то думая, при этом не переставая кашлял, постоянно прикладывая белую тряпочку к губам и пил таблетки, чтобы стало хоть немного легче. Казалось, что кашель отнимал у него последние силы, так что временами становилось просто невыносимо. Несколько раз Володя ходил в лес, в надежде отыскать волшебный корень аира. Один раз он дошёл до болота, которое было окружено кустами, валежником глубокими ямами, и непроходимыми топями, наверное, где-то здесь и растёт этот корень подумал он. Болото показалась Володе настолько жутким и страшным, что он не рискнул идти один дальше и вернулся в деревню.
Злой и уставший, он подошёл к дому Евдохи. Сегодня он опять не нашёл волшебный корень. А может и нет его, волшебного корня Аира, и врач обманул его, сказав, что он растёт в наших болотах. У калитки его встретила Евдоха. Посмотрев на неё, он покачал головой и прошёл в дом. Он сел на стул и пытался фиксировать в памяти всё, что видел сегодня, вдруг новый приступ кашля, заставил его забыть обо всём. Из-за потери сил и под действием резких приступов боли он забывался, как бы проваливаясь в бездонную темень. Спустя минуту, к нему вернулось сознание. Горло нестерпимо ломило до самой поясницы, лёгкие словно драло огнем. Нестерпимая боль с силой отдавалась в разные части тела. Он до скрежета сжимал зубы и глухо постанывал. Неожиданно кашель прошёл, боль, терзавшая его, успокоилась, он перевёл дух, и лёг на кровать.
Когда Евдокия Кузьмовна, зашла в дом, Володя уже спал. Стоя возле своего дома, она слышала, как её постоялец кашлял, словно прощаясь с жизнью. На полу валялся платок постояльца, Евдоха подняла его, платок был весь в крови. Подойдя к кровати, на которой спал постоялец, хозяйка долго и пытливо смотрела на него, словно хотела, что-то отыскать и вдруг она вздрогнула, ей показалось, что в кровати спит её сын, её Володя.
Когда утром Владимир проснулся, Евдохи не было в доме, не было её и вечером. На следующее утро Володя хотел рассказать председателю о том, что его хозяйка куда-то ушла, и уже второй день её нет дома. Он уже собирался идти в контору и вдруг услышал шаги в сенях, кто-то шумно пил воду прямо из ведра. Это она подумал Володя, хозяйка вернулась. Дверь со скрипом открылась, и кто-то весь в чёрном, тяжело дыша, вошёл в комнату. Володя испугался, никогда в жизни он не видел человека, который с ног до головы был покрыт какой-то чёрно-зелёной плёнкой, при этом от него пахло сыростью, гнилью и тухлой водой. Это было Евдоха. Подойдя к Володе, она молча протянула ему белую тряпочку, в которую бережно был, завёрнут волшебный корень аира.
Прожил Владимир в деревне ровно два месяца. Он всё так же ходил в колхозную контору, разбирал бухгалтерские ведомости, составлял отчёты и приводил в порядок колхозные бумаги. О его неизлечимой болезни уже знали все от мала до велика. Но что тут скажешь: деревня есть деревня. Как там, в песне одной поётся: «От людей на деревне не спрячешься…» Но вот, что интересно, стали замечать люди, что человек, который ещё недавно непрерывно кашлял и выглядел больным, вдруг как-то вытянулся, стал выше ростом, в общем, стал просто хорошо выглядеть, на щеках появился розовый, здоровый оттенок и даже казалось, что Владимир помолодел.
- Чудеса! - думали люди. Вот ведь что деревенский воздух и свежее молоко с человеком делает. Все очень радовались за Владимира Леонидовича. Особенно радовался председатель.
Вот наступил день, когда все дела в колхозной конторе были сделаны, и все бумаги сшиты в отдельные папки. Командировка закончилась. Вечером председатель пригласил Володю к себе домой. Они долго о чём-то разговаривали, то есть слышно было, что говорил один Володя, а председатель слушал и иногда с удивлением задавал вопросы.
На следующее утро, Владимир Леонидович на старом УАЗике председателя, уехал в город, а через месяц бабке Евдохе привезли посылку, небольшой красивый телевизор и письмо, после прочтения которого Евдокия Кузьмовна, долго и неподвижно сидела за столом ещё и ещё раз перечитывая строчки письма.
«Здравствуй, мама, это я – твой сын Володя! Прости меня, мама, это был я. Мама, я не утонул, а ушёл на войну, чтобы отомстить за нашего отца. Прости меня, мама, я очень виноват перед тобой. Мама, я не мог тебе всё рассказать, боялся, что твоё сердце не выдержит. Я обязательно к тебе приеду, очень скоро приеду и мы будем вместе. Прости меня, мама, я тебя очень люблю. Твой сын Володя».