4 ноября мы в очередной раз отпразднуем День народного единства. Не вдаваясь в рассуждения о том, что мы потеряли и что приобрели с отменой празднования Октябрьского переворота (хотя единства уж точно больше не стало), остановимся на притянутой за уши – в очередной уже раз! – дате празднования к его, так сказать, общественно-политическому содержанию.
Отчего-то принято считать, что свежеиспеченный праздник «привязан» ко дню изгнания из Москвы польских захватчиков. Так вот, господа мои (товарищи, понятно, тоже) – не было никакого захвата! Интервенция – в том смысле, что на территорию суверенного государства вводились иностранные войска – была, а захвата не было. Имел место эпизод – неординарный, ключевой, но все же лишь эпизод гражданской войны на Руси, названной впоследствии Великой смутой. Не верите – почитайте чуть внимательнее Костомарова и Иловайского, историков, авторитетных и во времена монархии, и при Советах. Тогдашняя московская власть, пресловутая «семибоярщина» (хотя «бояр» на самом деле было шесть, причем трое из них боярами не были вовсе) сама призвала на пустующий после свержения Василия Шуйского русский трон польского королевича Владислава. Сама призвала! – чувствуете нюанс? Более того, патриарх Филарет, отец будущего царя Михаила Романова, специально был направлен в Краков, дабы «упросить» польского короля Сигизмунда о благословении на принятие Владиславом русской короны. Для «семибоярщины» это было единственной реальной возможностью удержаться на самом верху власти – и плевать, что царь из поляков… Заметим вскользь, что по тогдашним канонам престолонаследия Владислав имел-таки «законное» право на русский трон, поскольку происходил из династии Ягеллонов и, следовательно, был Рюриковичем… Однако права правами, но чего стоит власть, не подпертая реальной военной силой? И вот в Москву предательски – глухой ночью – вводятся польские войска, москвичей насильно гонят к торжественной присяге Владиславу, по всей стране рассылаются «известительные» грамоты, требующие, чтобы королевичу присягала вся Русь...
Русь, однако, имела на сей счет собственное мнение. Много собственных мнений. К тому времени на территории многострадальной Московии преспокойно существовало аж пять «правительств»: нижегородское ополчение Минина и Пожарского, боярская дума в Москве под крылом польского гетмана Ходкевича, казацкие атаманы Трубецкой и Заруцкий со своими войсками, обосновавшиеся под Москвой, и парочка очередных Лжедмитриев, один в Пскове, другой в Астрахани. И каждый из них издавал указы, жаловал землями, карал супротивников...
Чем все закончилось, мы знаем. Минин и Пожарский выгнали из Москвы интервентов (среди которых гораздо больше было немецких наемников, нежели поляков). Самозванцев и прочих «полевых командиров» рассадили по кольям и развесили вдоль дорог. В Москве воцарился православный государь Михаил Федорович. Так что Великая Смута – да, была. А вот оккупации не было, и «освобождаться» нам было не от кого – разве что друг от друга. Ничего не поделаешь, исторический факт.