И откуда эта блажь: как фрегат, уставший в море,
поправляю такелаж, курс беру в любимый город.
Заливается залив, и Нева в улыбках тонет,
раскрывая пальцы ив и гранитные ладони.
Да! – Исаакий золотой, да! – колонны, да! – каналы!
Небоскрёбы и авто – докололи, доконали.
И от грохота присел – то берёт меня на пушку,
(хорошо – не на прицел) Петропавловская пушка.
Почему такой кураж, и томление, и радость?
Потому что, как мираж, Эрмитаж и Летний рядом.
Медный всадник на коне был намедни истуканом,
а сегодня, наконец, он гарцует мне канканом.
Потому что город жив, как его не называли,
поднимая этажи из болот, могил, развалин.
Потому что по ночам молоком поило небо,
потому что, здесь начав, ты отсюда – где бы ни был.
Потому что триста лет тянут шпили к богу выи,
и каналы тянут след, словно лыжи беговые.
И атланты на посту, что им серые громады:
как апостолы Христу, быть опорой Граду рады.
Потому что поезда от дождя осатанели
и с чечёткой – да! да! да! – прячут головы в тоннели.
И приветствуют мосты, дружно руки поднимая,
и от встречи не остыть нам в последние дни мая.
Стрелку мне назначит сам остров, где Ростральных реи...
По Васильевским часам я сверяю пульс и время.
Проверяю красоту стилем Смольного собора,
и в Михайловском саду кружевами на заборе.
Но откуда эта боль, ожидание, тревога –
дна не видно под тобой, расплывается дорога.
И не держат якоря, и молчит державный город...
Красным маяки горят, возвращайся – говорят.
Встречный ветер гонит в море...