Давно всё это прОйдено,
Да нервов сколько трачено,
Да судеб сколь обОйдено,
Да жизнями заплачено.
На пенсию из Швеции
Гуляли лихо бабушки,
А нашим - нищета в лицо,
Да на воде оладушки.
О, перемены горькие,
Лихие девяностые!
Укатанные горками
Вниз падали откосами.
И медики циничные,
(растрогать их - куда уж там),
Как пацаны обычные,
Вдруг плакали над бабушкой.
Укрыта плёнкой хрусткою,
Худа, ручёнки птенчика,
А под удавкой узкою
На шее - полотенчико.
Подумала, что легче ей
Уйти из этой жизни так,
Но долго боль калечила,
С собою унося во мрак...
Записочка конечная
Оборвышем белелася:
"Простите, кушать нечего
И не на что надеяться.
Прими меня, о Господи,
В грехах своих заблудшую,
Возьми из этой пропасти
В жизнь вечную и лучшую."
Ах, ты ж, душа невинная,
Такую муку вытерпеть!
Не знала ты, наивная,
Какую выбирала смерть...
А сколько их, отчаявшись,
Небесными этапами
Шагали, не покаявшись,
Дождями вслед оплаканы.
Считал ли кто затоптанных,
Убитых нерождёными,
Да без имён закопанных,
Бетона скрытых тоннами.
Но мы, к беде привычные:
Не первый раз "утюжили",
Двужильные, обычные,
Всё пережили, сдюжили.
МинУло время тёмное,
Когда старухой-пленчиком
Страна моя огромная -
В петлЮ да с полотенчиком.
Года ушли проклЯтые,
Лишь память сталью колется,
Да только виноватые,
Вовеки не отмолятся.