Нина Ильиных
- Ну, Степановна, хошь, не хошь, а я опять к тебе со своей просьбой. Девку у меня вчера просватали, надо ведь половики в приданое. Поди, все свои дела-то переделала, – вспоминая материн отказ, когда она ссылалась на кучу домашних дел, говорила входившая в дом гостья.
- Да разве их переделаешь: одних носков да рукавиц сколько надо! Два мужика на грязной работе в колхоз, их ведь обстирай, и скотина на мне, -отвечает мама.
Моя мама, Анна Степановна Бессонова, умела хорошо ткать половики. Этим самым подрабатывала зимой на лишний кусок хлеба. С мая по октябрь она работала «табачницей» в колхозе. У женщин (а их было восемь-десять) она была вроде как за бригадира – вела учёт выхода на работу. В конце дня деревянным сажнем всегда замеряла прополанный участок земли, всё это быстро в уме считала, умножала, делила и тут же своим бабам «сказывала», что они заработали сегодня. И так - каждый день. Осенью, когда табак был убран и сдан государству, она, как большинство многодетных женщин, была дома.
Отец, Алексей Леонтьевич работал в колхозной кузнице, туда же взял и старшего сына – Александра или, как мы его звали, Шурку. Шурка работал помощником кузнеца – молотобойцем. Дома нас ещё оставалось четверо детей, все школьники. Большого хозяйства тогда почему-то не держали, зарплата в колхозе была скромная, и мама подрабатывала на какую-нибудь нужду. «Нужда» всегда была: и учебники, и одежда, а мыла одного сколько уходило… а тут ещё Шурка стал ходить в клуб и ему нужно было справить к зиме новую «лапотину».
- Много ли тебе надо половиков? – спрашивала мама заказчицу и тотчас начинался подсчёт: сколько хозяйка приготовила утку и каков он (из старых ситцевых вещей или из ношенных-переношенных детских пальтишек).
Лучше всех был уток из овечьей шерсти, но он считался роскошью и встречался редко. Белая овечья пряжа красилась в разные цвета, и ткать таким утком было любо-дорого…
Потом хозяйка спрашивала сколько ниток нужно на основу и мама опять выдавала каскад цифр: - Бёрдо у меня – восемь посмёнков, а в каждом посмёнке – десять зубцов. Для прочности половика в каждый зубец я делаю по две нитки, но и нитки (из чего буду делать основу) должны быть не тоньше номера десять и чёрного цвета. Ширина готового половика будет семьдесят пять сантиметров. На один метр половика нужно столько-то ниток, столько-то утка. Цена моей работы – один рубль за метр.
Если хозяйку это устраивало – договор был заключён. Мама тут же в спешном порядке завершала домашние дела: стирала, белила печь, чтобы в ближайшую неделю она могла выполнить заказ. Она своё слово всегда держала, и заказчики её любили.
И вот наступал этот день. Проводив утром нас всех по местам, она в просторной светлой комнате вбивала большие гвозди без шляпок и начинала сновать от гвоздя к гвоздю, готовя основу. От длины основы зависело количество вбиваемых мамой гвоздей: если ей нужно было наткать 40 метров половиков, то длина основы достигала 45 метров. А вот если в бёрде было 80 зубцов, то маме приходилось 80 раз подойти и обогнуть каждый забитый гвоздь.
Катушки с нитками она клала в пустое ведро, чтобы не выскочили, и – пошёл! С десяти утра и до четырёх часов дня мама сновала и сновала основу. Потом она осторожно снимала основу в петлеобразную косу – «плетень» и аккуратно укладывала в коробку. Уже вечером мы помогали маме устанавливать кросна (ткацкий станок), а утром она начинала аккуратно потихоньку навивать основу на навойку – заднюю часть кросен. Когда я приходила из школы мама и меня садила в помощники - надо было подать нитки - основу в нитченки (приспособление из крепких шелковистых ниток) для того, чтобы образовался зев.
Обычно за один день выходило до трёх метров половиков. Нитченки соединены с подножками, которыми в процессе тканья управляет ткачиха. Если наступить на одну лапку подножек, то одна нитченка опустится сантиметров на десять ниже и часть ниток потянет за собой. Вторая часть нитченок с нитками останется наверху: вот в этот зев и пропустит ткачиха челнок с утком. А если наступить на вторую лапку, уток перехлестнётся: нижние нити основы уйдут вверх, а верхние – вниз чтобы нитки утка ложились плотнее друг к другу, нужно обязательно прихлопнуть бёрдом, которое закреплено в набилках.
В челнок вставлялись цевки (деревянные палочки пятнадцать-семнадцать сантиметров длиной), на которые наматывался пяти, а то и шестиметровый уток. Обычно две-три цевки с утком одного цвета хватало на одну клетку (так называлась полоска длиной десять-двенадцать сантиметров), делалась перемычка из двух бороздок светлого утка и ткалась вторая клетка. Чередование цветов друг за другом согласовывала мама с заказчицей. Как только соткались две-три клетки, готовый половик наматывался на переднюю часть кросен – пришву, а с задней части подавалась новая часть основы. И так - раз за разом…
Телевизора тогда у нас ещё не было, но вечерами по радио шли постановки, которые любили слушать все. Чтобы не мешать нам стуком, мама садилась в центре, мы вокруг неё и наматывала уток на цевки, чтобы завтра она ткала без заминок. Цевки с утком в ящик ставили вертикально, разделяя по цветам. Дня через два приходила заказчица – посмотреть работу. Если дома было всё спокойно и хорошо, а заказчица оставалась довольна – мама ткала и потихоньку пела. Окончания все ждали с нетерпением: знали, мама получит расчёт и вечером будет сладкое чаепитие. А каждый школьник получит пять копеек – на кино. Мы старались внимательно смотреть - мама просила всегда каждого пересказать содержание фильма.
За зиму она получала два-три таких заказа. Но всё заканчивалось за неделю-другую до Пасхи: тогда заказы не принимались, в доме шла побелка, уборка, у коровы появлялось потомство, в общем, забот прибавлялось.
Мама научилась ткать у своих старших сестёр, которых у неё было четверо. Мы выросли, стали работать, а мама всё реже и реже ткала. Свой ткацкий стан она давала другим бабам. Наверное, где-то хранятся старые мамины-бабушкины кросна. А память всё возвращает в светлое детство, где снуётся основа и к работе готовятся кросна.