«Вы понимаете, что прежде украинцев свободу должны получить русские – народ России?», – спросил, по-ленински прищурившись, Адриан Иванович.
«Русские или народы России?», – уточнил я, пытаясь съехать на кривой кобыле.
Не мог себе простить, что впутался в эту историю.
Но старик Адриан всё понимал: «Вам уже не выйти из замкнутого круга – те, кто попали в него, погибают героями или исчезают в истории бесследно. Что вы предпочитаете?»
«Я могу быть полезен как инженер, – залепетал я, но споткнулся о железный взгляд старика: «Инженеров хватает. Все хотели бы отдать свою жизнь делу революции по капле, а ей нужно сразу. Так что, будете брать ключи?».
«Сколько у меня времени? Я могу подумать?», – спросил я.
«До утра, пожалуй. Вы только не рефлексируйте», – сказал Адриан Иванович.
«А то сейчас придете домой и начнете писать прощальное письмо. Наш брат интеллигент, знаете ли, не может без пафосных писем», – прочёл я в его глазах невысказанное.
«Брысь, Варвар! Вот, каин!», – старик, было, встал, прощаясь, но в его ногах запутался большой сибирский кот пепельной масти, сверкнувший на меня зелёными пустыми как у хозяина глазами…
Как я попал в этот дом, во двор, в Москву, наконец?
Как все – постепенно шаг за шагом.
Они окучивали меня с первого дня, когда я появился в проходных дворах на Сущевке, но я понял это поздно – я уже слишком много знал к моменту встречи с Адрианом.
Убежав три года назад с Донбасса, где загорался бикфордов шнур Третьей мировой и Второй Октябрьской, я скрывался в Киеве, пытаясь найти своих, но все явки были провалены.
Бандеровская контрразведка села мне на хвост, и я переметнулся в Москву.
Скитался, подрабатывал курьером в армянской фирме, торгующей поддельным коньяком, консультировал чувашских анархистов, затем – монархистов-калмыков и, наконец, осел у космополитов, имеющих выход на вагоностроительные заказы.
Первое время мне тяжко было ходить по Москве, где каждый дом дышит историей – я задыхался.
Напротив моей съёмной квартирки днём чернеют, а ночью горят зловещим огнём окна следственного изолятора легендарной Бутырской тюрьмы.
Через дорогу застрелили Анну Политковскую.
В пешей доступности Божедомка, где Достоевский впервые встретил Бесов.
Здесь же неподалёку Чехов задумал свою Сахалинскую каторгу.
Пройдя насквозь Миусский сквер, ты выходишь к месту, где Суриков писал «Боярыню Морозову».
С другой стороны посольство Ватикана, а напротив памятник Венедикту Ерофееву с цитатами из «Москва-Петушки».
Это страшно, поэтому я стал льнуть к соседям по дому и двору, которые поначалу выглядели приветливыми, ничего не подозревающими обывателями.
Не тут-то было – все они оказались потомками тех, кто заварил эту кашу – Первую и Вторую мировые, Октябрьскую, гражданскую, коллективизацию, 20-й съезд и Перестройку.
Но как же наивно я просчитался, думая, что всё закончено!
Ничто никогда не заканчивается в проходных дворах на Сущевке, на Бутырском валу и в Оружейном переулке.
Переходя трамвайные пути, я увидел девушку, которая, споткнувшись, разбила бутылку подсолнечного масла на рельсах.
«Аня, давайте помогу», – сказал я.
«Как вы узнали моё имя?, – встрепенулась она, – я Анжела по анкете».
«Это долгая история, – сказал я, – если что я живу в Москве один, могу рассказать, но это будет не быстро».
«Четыре тысячи рублей», – сказала девушка.
Я отпрянул.
«Разве дорого, – сказала Анечка, поведя плечом, но не богатство Аниных глаз, а именно дешевизна их богатства отпугнула меня...
«Вам нужно зайти к председателю дворового комитета», – остановила меня соседка снизу, когда я утром выбрасывал мусор, – двор скидывается на новые ворота».
Чем я выдал себя?
Ну конечно – я всегда здороваюсь с таджиком-дворником по утрам, а здесь этого никто не делает…
Адриан Иванович председатель домкома потребовал 1000 рублей под угрозой невыдачи мне ключей от новых ворот – ну и что, что арендатор, сами разберётесь с хозяевами.
Я обещал подумать до утра, но мы заговорили о революции.
Что-то тягостно знакомое мерещилось мне в его имени – Адриан Иванович Михайлов.
Ночью меня осенило – Адриан Михайлов, Варвар, каин.
И я стал писать, а придя назавтра в дворком, зачитал старику этот текст.
«Вы родились в 1940-м году в Харбине.
Вашего отца звали Иван, а мать – Софья.
Ваш отец был министром финансов в правительстве Колчака. Именно он сделал адмирала Верховным правителем Сибири, а затем России.
Ваш отец был левым эсером, но разуверился в демократии.
Настоял на диктатуре, как временной мере, поддержал Колчака.
Даже уговаривал его взять всю полноту власти.
У вашего отца, почти юноши 27-ми лет отроду оказались в руках все финансы Сибири, весь золотой запас Империи, он был вторым после Колчака самым влиятельным человеком в Белой России.
Эсеры посчитали вашего отца предателем, назвав Ванькой Каином.
Он бежал от красных в Манчжурию.
Арестован после Второй мировой войны в Китае.
Расстрелян вместе с атаманом Семеновым в Москве в 1946-м.
Его мать была ещё жива.
Активный член Народной воли до конца дней она получала пенсию за особые заслуги перед советской властью.
Но вас назвали в честь деда.
С ним мать Ивана, ваша бабка Генриетта Добрускина познакомилась на каторге.
Вашего деда звали так же как и вас – Адриан Михайлов.
Во время убийства шефа жандармов Мезенцева ваш дед сидел на козлах пролётки, в которую был запряжён лучший рысак России по прозвищу Варвар.
Народовольцы хотели на глазах у питерской публики прямо на Итальянской улице отрубить Мезенцеву голову саблей, но в последний момент решили убить кинжалом – отрубить голову живому человеку непросто даже, учитывая огромную силу убийцы.
Ваш дед вывез на Варваре убийцу – народовольца Степняка-Кравчинского.
По легенде именно спасённый вашим дедом Степняк-Кравчинский убедил в Лондоне молодую английскую писательницу поехать в Россию и писать роман о русских революционерах.
Так родился «Овод» и его автор Войнич…
Вы сын Ваньки Каина белого министра и внук Адриана Михайлова каторжанина, террориста…
Николай родил Керенского, Керенский родил Ленина, Ленин родил Сталина, Сталин родил Хрущёва, Хрущёв родил Брежнева, Брежнев родил Черненко, Черненко родил Андропова, Андропов родил Горбачева, Горбачев родил Ельцина, Ельцин родил Путина.
Но никто из них не умер.
Монархисты, эсеры, белые, красные, ленинцы, сталинисты, шестидесятники, мечтатели брежневского застоя, любители сильной руки, прорабы Перестройки, либералы и патриоты эпохи Пелевина – они все здесь.
Все они бродят в московских проходных дворах, а вы только изображаете из себя дворовой комитет, вместо того, чтобы выловить их всех и положить конец этим привидениям.
Отдайте мне ключи от новых ворот, иначе я не знаю, что напишу!»
«Вы только не волнуйтесь, – сказал Адриан, отдавая мне ключи, – вы сейчас идите домой и всё это именно так и напишите, а потом принесите мне в дворовой комитет.
Мы знаем, что вы с Донбасса, арендатор. Мы рассмотрим. Обязательно рассмотрим ваше заявление».