Брожу по выставочным залам экспозиции Луиз Буржуа «Twosome» («Двое»).
После первого культурного шока от увиденного: тряпичной скульптурной группы в процессе совокупления — пытаюсь внимать словам экскурсовода:
— Детство маленькой француженки Луиз было необратимо отравлено бесконечными отцовскими изменами, страданием тихой безответной матери и собственным двояким отношением к отцу — безграничной дочерней любви и безграничного же презрения.
Две чёрные фигуры позиционируют себя откровенно и беззастенчиво. Женская фигура кажет миру деревянный протез. Что хотела этим сказать Луиз? Моральную ущербность, несовершенство или многообразие биоформ? Именно — «биоформ».
Скульптуры похожи на тряпичных кукол, но при этом — монументальны, ибо дают такой простор мыслям и ощущениям!
В следующем зале — тотемы. И они тоже монументальны. Скупым языком примитивизма говорят о любви, родственных связях, страсти.
Входим в зал клеток. Клетки — это огромные инсталляции, созданные Луиз для того, что она понимает под словами «бог», «жизнь», «прощение». В трёх зарешёченных комнатах — всё течение жизни, все этапы от рождения до «театра смерти».
Голова уже идёт кругом от фрейдистского анализа поступков художницы, потрясающе поданного искусствоведом, от обилия мысли и чувства, ранее мною не ведомых, от необычности и самобытности творчества этой потрясающей художницы!
Зал движущихся поршней. Напрашивается ассоциация с сексом. Но сама Луиз утверждает, что это взаимоотношения матери и её дитя: зачатие, развитие, рождение...
И вот, наконец, долгожданные «пауки»! То, что сделало Луиз известной всему миру. Огромные металлические конструкции. Два живописнейших создания. Лапы образуют купол. Под ним хочется укрыться от всех бед.
— Это — мама, — внезапно повторяет слова Луиз искусствовед. — Мама охраняет, все её действия мудры, всё от неё полезно.
Трудно не согласиться. Долго стою у пауков. Уходить от них не хочется. Вот уж монументальность так монументальность!
Покидаю залы в обратном порядке. В голове всплывают фразы: Луиз никогда и ничего не выбрасывала. Свою старую одежду она использовала в скульптурах из ткани. Так, чтобы вместе с ними остаться в веках. Действительно, прекрасная идея. Браво, Луиз!
Ни подростку, ни Фрейду, ни кукле с протезом
не решить уравненья отцовской измены.
В этих клетках молитвенных — раной с порезом
кровоточит сознание. В качестве сцены
для тряпичной скульптуры — на подиум секса
возлагается тело с космической целью,
и спиралью взлетают тотемные мессы,
и плетут пауки паутину для кельи...
Подсознанье моё излучает флюиды
для тотема, для куклы, для плачущих масок!
Оказалось, что боль до конца не избыта,
оживает на клеточном уровне красок:
этот розовый — тело, а красный — измена,
этот чёрный — божественной жизни носитель.
Защити меня, купол паучий от плена
эротических фобий бесцельных соитий!