Стою перед картиной на стене.
Картина будит горестные мысли,
Мы с ней молчим, и мы наедине,
Лишь тени предзакатные повисли.
Там мрачная, безжизненная хмарь,
Искромсанная павшими стволами,
Гниющими под толщей вод исстарь,
В тоскливом кафкианском оригами.
По грязи, вдаль, истерзанная гать,
У горизонта скошенная влево,
Задумано ль ей было пролегать
С таким изгибом от воды до неба?
И я по хляби тамошней бреду,
Да, тамошней, не нынешней, не здешней,
Не в забытьи, не пьяный, не в бреду,
В лохмотьях, с торбой драною, и с пе'шней,
И, хлипкое нащупывая дно,
Ломаю пальцы на избитой гати,
Но, верю, мне иного не дано,
Всё остальное будет там некстати!