Вновь гляжусь я в хрустальную лужу,
отдающую сизым мерцаньем.
И опять! – выплывает наружу
толи трип, толи всхлип, толи знанье:
белоглазый помазанник божий
весь лоснится и пахнет елеем,
и гундяво вещает пригожим
гласом вкрадчивым, веры лелея.
Ласки жаждая, крови алкая
всех младенцев «во имя господне!»
для скрепленья единой и тайной
сделки с раем и всей преисподней.
Чтоб обресть и впечатать в кадастры
всех анналов священное право
«На владенье землёю и паствой
никому неподсудной державы».
И, творя диктатуру закона
(так, чтоб сурдо- дошло переводом),
распасами, как шулер исконный,
хороводит факир сей народом.
Чтоб понятно, мол, вот он – мессия!
Свой! Но чу! – не от мира сего он!..
Одному – его имя Россия,
СэСэСэРом – он слышен другому,
а иной – видит дух сингулярный,
что явился спасти матерьяльно…
И играет вся паства суммарно
в постановке его театральной...
Чур меня! Надо срочно от лужи
убежать, чтоб туда не бултыхнуть!..
Вряд ли может быть что-нибудь хуже…
Разве что… под Газманова пыхнуть!..