Рисунок был начала века.
Ленив и строен, и тягуч,
Полуслезой и полусмехом
В нем мерз и таял солнца луч,
Когда бледнея в серой дымке
И ускользая от земли,
Тех ирисов лиловых льдинки
Вдоль стеблей длительных текли.
Текли вдоль окон и порталов,
И в стеклах матовых дверей,
Качались на плафонах в залах
Светильников и фонарей.
Стелились ирисов соцветья …
И представал в столичной мгле
Фронтон двадцатого столетья
С цветком лиловым на челе.
С цветком прощальным на перронах
Дорог железных, с новизной
Плацкартных и других вагонов,
И с нераспознанной судьбой.
Так избалован и извилист,
Причудлив, в меру прихотлив,
Как уцелел ты, нежный ирис,
В пожарах стебли опалив?
Не только здесь,
в рисунок старый
Вплетен, как будто рифма в стих,
Но входишь ты гербом
в гербарий
музея улиц городских.