Юрий Галев
- Вы слышали? Говорят, Микробушкину дали пенделя.
-Как? Самому Микробушкину ?! Пенделя?
-Нет, не может быть.
-А может быть, дали пенделя в переносном смысле? Ну… это, так сказать, аллегория.
- Ничего не в переносном, а в самом прямом. Подкрались сзади, дали пенделя, да так, что он еле на ногах устоял.
- Надо же. Самому Микробушкину… пенделя!
- И кто же отважился на сие неслыханное безрассудство? Неужто кто из наших?
- Герой пожелал остаться неизвестным, его никто не видел. Известно только, что, пока Микробушкин, склонившись в непристойной позе, самозабвенно рассматривал схему эрогенных зон вверенной ему территории, кто- то подкрался сзади и… Ну вы понимаете,… а потом бесследно скрылся.
- Ошибаетесь, коллега, след всё - таки остался, на брюках. Причём, на очень интересном месте, я сам видел.
- След, говорите, остался? И как же он выглядит?
- Да обыкновенно, серо- белый такой, сорок второго или сорок третьего размера, на крупном протекторе, в ёлочку.
- Кто бы мог подумать, самому Велизарию Микробушкину…
Вот такой нездоровой суетой, подкреплённой чёрт – те какими слухами, встретили утро нового рабочего дня сотрудники «Центра эмпирических исследований эрогенных зон социума». А над головами участников несанкционированного обсуждения столь щекотливой темы в электронном свечении и мигании красовался огромный чёрный экран, на котором была представлена вся цветовая гамма.. Красный цвет обозначал уже открытые эрогенные зоны, жёлтый цвет - исследуемые зоны, белый цвет- зоны, которых ещё не коснулись вездесущие социоаналитики из конторы Микробушкина и ещё много всяких цветовых оттенков, указывающих на степени агрессивности и пассивности, социума в следствии влияния на него эрогенных зон. Но судя по доминированию на экране красного цвета, можно сказать, что работа в центре была поставлена с размахом.
Обсуждение ЧП прервал металлический голос селектора: Трепетухин зайдите к директору.
Спустя некоторое время один из сотрудников Аполлон Трепетухин, тщательно изображая на лице подобострастие, стоял перед почти по уши утонувшим в директорском кресле Микробушкиным.
- А скажи- ка мне, Аполлон Кто у нас разработчик главного преобразователя энергии эрогенных зон в социально активную субстанцию?
- Я, - промямлил Трепетухин.
- И когда же будет результат?
- Простите, патрон, но обстоятельства так сложились, что теоретические наработки требуют эмпирической базы, так сказать, подтверждения опытом.
- Ну так, в чём же дело?
- Видите ли, нет подходящих сотрудников для работы на данном участке проблемы. На одних эрогенные зоны давно не действуют, на других же их действие проявляется в виде нежелательных, побочных явлений… Я Вам больше скажу, -Трепетухин, до шёпота понизив голос, зашипел: «Не исключено, что неприятный случай, произошедший с Вами, не что иное, как результат этого проявления».
- Ах, даже так? Кстати, ты случайно не знаешь, кто это меня…?
Трепетухин понял, что взболтнул лишнего, вдруг замкнулся, сменив на лице маску подобострастия придурковатой физиономией.
- Что-о? - с наивно глуповатым видом переспросил Трепетухин.
- Ну, это…, - Микробушкин заговорчески, одними глазами кивнул через плечо.
- Что-о ? - опять спросил Трепетухин.
- Ну того, - и Микробушкин повторил свои манипуляции глазами.
- Не понимаю Вас,- пожал плечами Трепетухин. Получилось почти искренне.
- Иди работай, - уже зло произнёс Микробушкин и с озабоченным видом, охватив голову руками, склонился над листом бумаги, на котором ещё вчера, по горячим следам эксперты сделали фоторобот подошвы от злосчастного пенделя.
Следующим был вызван в кабинет начальника специалист мониторинговых технологий по отслеживанию влияния эрогенных зон на социум Нерон Прокрустов, мрачный, желчный человек, в круглых очках с толстыми линзами, не терпящий ни в чём никаких импровизаций. «Всё должно быть в рамках системы», - любил повторять он.
Сегодня Микробушкин, согласно утверждённой циклограмме, должен был выслушать своего подчинённого на предмет мониторинговых технологий.
Прокрустов с готовностью раскрыл папку, заполненную несколькими листами (это придавало ему уверенности при отчёте), и сухим потрескивающим голосом, монотонно стал читать:
- Вверенный мне отдел разработал многоступенчатую систему мониторинга влияния эрозон на социум… - Дальше шёл малопонятный Микробушкину текст, но он терпеливо слушал, временами хмыкая, подёргивая бровью, многозначительно кивая. В целом создавал впечатление глубоко вникающего в проблему человека. Однако, устав создавать такое впечатление, директор центра внезапно прервал подчинённого на полуслове и с лёгким раздражением стал произносить не запланированные ранее фразы:
- Нет конкретики, дорогой коллега. Как Вы объясните с точки зрения мониторинговых технологий тот вопиющий случай со мной, о котором, я подозреваю, говорит уже всё учреждение? Был ли предвиден Вами такой результат?
Прокрустов несколько замешался, ведь вопрос был не запланирован, а значит не запланирован был и ответ. И ужас был не в том, что под рукой не оказалось заготовленного ответа, а в том, что случился сбой в системе, но вопрос был задан, и надо было отвечать.
- Уважаемый патрон, наше учреждение находится в пределах активнейшей эрогенной зоны, в которой наш социум, состоящий, как известно, из подчинённых Вам сотрудников испытывает различные формы её влияния. Эти формы не всегда предсказуемы. Строго говоря, исходя их теории Фрейда то, что произошло с Вами вчера, было проявлением сублимированной либидо.
- Что Вы имеете в виду? - ещё на что-то надеясь, спросил Микробушкин.
- Я имею в виду… Да, да, тот самый, извините за выражение, пендель.
- Да, но посягательство на авторитет, это…
- Возможно, это даже не посягательство, а совсем наоборот, - признание авторитета, его, так сказать, новая форма.
- Вы уверены?
- Нет. Но в любом случае, это грубейшее нарушение в работе системы, а если рухнет система, то злосчастный пендель покажется невинной шалостью.
Прокрустов, наконец, был отпущен из высокого кабинета, а Микробушкин почувствовал, как из- под его ног уходит земля. Ему было жизненно важно знать, кто же этот монстр, порождённый, как утверждает Прокрустов, активностью эрогенной зоны? Нельзя управлять людьми, имея в душе столь унизительный отпечаток.
А ведь когда то, давно, именно он, молодой сотрудник Велизака Микробушкин снедаемый дисседенстскими страстями толкнул родное учреждение к свежим переменам, тем что однажды, предательски подкравшись сзади, дал пенделя тогдашнему престарелому директору Нафанаилу Страстотерпцеву. Что тут началось! Волны собраний и митингов, лозунги «Долой…», на входе в здание закрасовалась свежая вывеска, названия центра, исполненная в славяно – готическом стиле. Здесь же художник изобразил вновь утверждённый логотип учреждения: обувная подошва на крупном протекторе в ёлочку, единогласно был утверждён корпоративный праздник во славу судьбоносного пенделя.
Отгремели победные фанфары, погасли праздничные фейерверки, сотрудники центра привели в порядок свои организмы шипучими лекарствами и погрузились в атмосферу новых малоизученных проблем. И всё бы было ничего, но на каком- то этапе Микробушкин почувствовал, что результаты работы вдруг стали давать неожиданный эффект. То ли принудительная активизация эрогенных зон в социуме, то ли открытие новых каналов для сублимации сексуальной энергии, стали непредсказуемым образом влиять на поведение этого самого социума. Так, совсем недавно на главной площади прошла мирная акция под лозунгом: «Нет первичным и вторичным половым признакам!» А на первое мая состоялось второе пришествие сразу четырёх мессий: Христа, Мухамеда, принца Гаутамы и Моисея. Демонстрируя собравшимся взаимную любовь, в порыве талирантности они зажигательно исполнили греческий народный танец «Сертаки» и на четыре голоса спели «Хава Нагилу».
И вот она, развязка: грубый, банальный пендель.
«Что же делать?» Лихорадочно стучало в висках. А может быть сменить название института, разве не с этого начиналась бурная карьера Микробушкина?
Мысли директора прервал голос секретарши, с металлическим лязгом вырвавшийся из селектора:
- Велизарий Власьевич, Вас срочно вызывают в большёй кураторский совет на совещание.
- Ну вот, началось, - вслух обречённо выдохнул Микробушкин. А ну как и по членам совета прошлась волна неконтролируемой Либидо, тогда уж пенделем точно не отделаешься.
С недобрыми предчувствиями, ещё недавно могущественный директор центра «Эробиоток», отправился к высшему начальству.
Вопреки опасениям Микробушкина, кураторский совет встретил его сдержанно вежливо. Во главе длинного стола, отливающего древесиной благородных пород, с величавым и таинственным видом, сидел сам Экселенц-куратор. По правую и левую стороны стола расположились кураторы рангом пониже, впрочем, некоторые из них по величавости и таинственности, как показалось Микробушкину, превосходили главного. Более того, они время от времени посылали записочки Экселенц-куратору, на которые тот, уже не так величаво и таинственно, кивал головой.
Наконец председательствующий начал:
- Что это Вы, батенька, так нервничаете в последнее время? Не вижу повода.
- Как же - как же, я столько лет верой и правдой…
- Ну, ну, успокойтесь, подумаешь, задницу помяли.
- И позвольте Вам заметить: всё произошло в рамках тщательно отработанной системы, никаких импровизаций, - дополнил председательствующего куратор рангом пониже.
Микробушкин вздрогнул, это был голос Прокрустова. Велизарий Власьевич вгляделся в источник голоса и оторопел, это был действительно он - Нерон Прокрустов. Но как же он преобразился! Карикатурных очков с толстыми стёклами не было, желчь с лица куда-то исчезла, осанка приобрела барскую вальяжность.
Микробушкин нервно дыша, произнёс задыхаясь.
- Да, но в социуме происходит что-то необъяснимое, я уже не говорю о том, что за короткое время нам пришлось пережить второе пришествие всех основателей мировых религий, но сегодня по дороге сюда, меня атаковала группа каких-то фанатов, которые требовали проведения рок- фестиваля на митрофаньевском кладбище в поддержку демократического союза юных эксгуматоров.
- А это, дрожайший Велизарий Власьевич, только подтверждает высокую результативность работы нашего центра.
Голос опять показался знакомым. Да это же… Трепетухин. Ну и дела.
Между тем Трепетухин продолжал:
- Разве это не доказательство успешного преобразования энергии эрогенных зон в социально активную субстанцию.
- Но если всё не так уж плохо, - совсем осмелев, продолжал полемизировать Микробушкин. - Тем более в рамках запланированного процесса, Вы могли бы оградить меня от столь унизительного инцидента.
- Ничего не поделаешь, - без доли сочувствия произнёс Экселенц – куратор,- назрели очередные перемены, а в нашем народе, то бишь социуме, всегда приветствовался только революционно-радикальный подход к переменам. У нас, как не странно, через революцию народ утомляется и успокаивается, главное вовремя назначить врагов и героев. Так что, дорогой Велизарий Власьевич, пендель - это такой своеобразный клапан, для сброса избыточных негативных паров. А иначе - взрыв. Считайте, что Вы необходимая жертва прогресса.
- А как же теперь со мной? - в голосе Микробушкина вновь появились признаки неуверенности и страха.
- Вы свою миссию на посту директора «Эробиотока» выполнили полностью, центр возглавят другие люди, Вывеску, конечно, заменим, сами знаете, это первое дело. Проблемы приобретут новое звучание, хотя в целом…Впрочем, Вам не стоит загружать этим голову.
- А меня…на пенсию? - совсем упавшим голосом промямлил Микробушкин.
- Ну, зачем же? - обнадёживающе пробасил Экселенц-куратор. - Поедете на сто первый километр…
- На сто первый? За что?
- Надо же поддержать инициативу с пенделем на уровне широких народных масс. А потом Вам нечего беспокоиться. Там, на периферии, нами создан небольшой институтик, занимающийся проблемами формирования национальной идеи у народов Суахили. Дело очень перспективное, в субсидиях никаких ограничений. Вот видишь, мы своих не забываем, а при необходимости привлекаем, как спасителей отечества. На прощание Микробушкину вручили красивую почётную грамоту за достижения и внедрение, взяли подписку о неразглашении и стали крепко жать руку, каждый куратор по очереди. И вдруг бывший директор увидел, как медленно, но неуклонно искривляется пространство, лица окружающих стали неестественным образом менять конфигурации, улыбки, как в кривом зеркале, растянулись в карикатурные оскалы. Все они наперебой что-то говорили: то ли напутствия, то ли угрозы, - потом все эти «хари» слились в одноцветно-серую желейную массу. Велизарий почувствовал нестерпимое удушие и, сдавленно вскрикнув, проснулся.
Сознание с трудом возвращалось к реальной действительности.
«Велизарий Микробушкин» - это я что ли? - с кривой усмешкой, одними губами была произнесена эта фраза. - Какое дикое сочетание для человека, уже сорок лет звавшегося Валерьяном Ознобышевым.
- А кто все эти Прокрустовы, Трепетухины, Страстотерпцевы, и какой чертовщиной они там занимаются? Бред какой-то. В конце концов, это только сон и не более, - окончательно проснувшись, решил Ознобышев.
Он подскочил с кровати, открыл окно - по комнате разлилась ласковая прохладная свежесть июльского утра. Умиротворение и безмятежность заполнили всё существо Валерьяна, не оставив в нём и следа от ночных видений. «Мир всё же прекрасен», - подумал он и стал одеваться. Снял со стула аккуратно сложенные брюки, встряхнул их, держа перед собой, и вдруг увидел пониже пояса…серовато-белый след от подошвы с крупным протектором в ёлочку. Слабый электрический разряд неприятно пронзил всё тело, в голове Валерьяна Ознобышева ворохнулась диковатая мысль: «А что если это был не сон, а самая безжалостная реальность, и только сейчас, уйдя от неё, он погружается в безмятежный и прекрасный мир сноведений». Между тем след на глазах становился всё бледнее и бледнее, пока совсем не исчез.
-Кажется, я уже не могу отличить явь ото сна, пора бы к морю, отдохнуть. Сегодня же напишу заявление на отпуск, - натягивая брюки и постепенно успокаиваясь, произнёс он.
А ещё через полчаса Валерьян Ознобышев бодро шагал по ухоженным тротуарам любимого города. Он шёл руководить родной конторой по благоустройству и озеленению дворов и улиц. Настроение было замечательное, Валерьян даже забыл о своём намерении пойти в отпуск. Немного жгло правую ягодицу, но разбираться в природе этого жжения Ознобышеву совсем не хотелось. Ведь жизнь в данный момент казалась ему наполненной простым человеческим смыслом.