Мой ранимый, вояка. В брутальности плеч
Ты скрываешь большого ребёнка.
Я - твой щит, что исколот давно, ты - мой меч,
Что со временем сделался тонким.
Эти крупные руки обмякли в моих,
Потому что хотели обмякнуть.
Между нами сто тысяч горячих молитв
И обид, как газеты, измятых.
Посидим, помолчим, а газеты сожжём,
Вон и листья давно облетели.
Дай тебя обниму, ведь теплее вдвоём
Рвать холодный февраль на метели.