Как наяву, мне грезилась вновь Изумрудная Гавань, которая и вправду где-то существует на Земле и поныне. Эти стихи – древняя легенда Гавани.
Гавань знакома мне по одному из воплощений (помню себя, как гостя тех мест, иногда приплывающего в маленький порт). Не помню не имени своего, ни происхождения, ни собственной судьбы. Однако, кем бы мне ни пришлось бывать, мне остается понятен птичий язык… Чайки кружат над парусом и печально кричат о своём…
Чаячий крик.
Что-то заставило чаячий крик
Перевести на знакомый язык.
В темную грудь Золотого залива
Впилась Скала Одиноких Сердец.
Каждого камня касался игриво
Пенный прибой – утешенья певец.
Тысячелетьями лижет и точит
Эту Скалу тот влюблённый Залив,
Будто бы в воды увлечь землю хочет,
Гладит объятьем солёной петли.
Ты выходила на мертвенный берег,
Чайкам носила печали да хлеб.
Я по кусочкам считал все потери,
Твои и мои, и от глаз милых – слеп.
Они оживали, порою рыдали…
Здесь море бывало чуть-чуть солоней.
По бедрам знакомым одежды сбегали.
Ты верила – лечит волна! И шла к ней…
Ты не узнавала меня ни по крику,
Ни по полёту над нежной волной.
Но я вернулся с битвы великой,
Чтоб белой чайкой кружить над тобой!
Я позабыл скорбный миг своей смерти,
Имя своё, своих мать и отца…
Дымку волос видел в каждом рассвете,
В розовых волнах – подобье лица!
Так же шумит наша Гавань поодаль,
Так же уходят за край корабли.
Но счастье моё кто-то дерзостно отнял,
Дав мне Свободу от этой Земли.
Я бы летел! Но остались ладони,
Что подают птице памяти хлеб.
Как только полночь звезды уронит,
Бьюсь я о волны в тоске по земле.
Что же мне небо, когда безголос я,
Только кричу, не поймешь птичью речь.
Чаек любить не смогу! Ведь принёс я
В сердце ту верность, что клялся беречь…
Пусть чаровница тебе всё твердила:
«Чаячий крик предвещает беду,
А в твоей чайке – проклятая сила!»
Ты отвечала: «Нет, не могу…
Я против воли на том берегу…»
Лет я считать не желал и мужчиной,
И никогда не смотрел в календарь.
Твердо решил, что вовек не покину,
Пусть я – иная теперь божья тварь!
Было бы так. Только ты перестала
Ножками белыми камни ласкать…
Ждал очень долго… Смеясь, прибежала,
Только не чаек кормить – с НИМ гулять!
Я закричал от неведомой боли,
Крылья ломал в пелене облаков.
Словно поверил, что есть божья воля,
Криком молил разрешить от оков!
Небо молчало. Лишь ветер ревниво
Косы тугие вздымал и трепал.
С ним ты стократно стала красивей…
Только раз глянул. Бессильно упал.
Но не разбиться чайке, как сердцу,
Хоть не иметь места рядом с тобой.
В ветре ревнивом – единоверца,
Друга обрёл я! Вскричал над волной:
«Ветер, неси же ей новое счастье!
Море, даруй же ей мир и покой!
Пусть её чувства не знают напастей!
Как мне смириться, что ты – не со мной?
Боже, молю, дай Судьбы мне – иной!»
*** *** ***
Как молодая вдова всё решила,
День выбрав лучший идти под венец, -
Ветер и волны дела довершили,
Пала Скала Одиноких Сердец!
Залив с вековечным предвосхищеньем
Камень за камнем стихийно глотал.
На грохот сбежалось всё населенье
Гавани тихой. Знаменье – обвал!
Значит, простили людей полубоги,
Гармония рядом, близка благодать!
Значит, что больше здесь нет одиноких,
И никому на Скале не рыдать.
Вдруг под завалом нашли их – два тела…
Трудно красавицу было узнать
И жениха… На волнах – ало-белый
Перьев комок… Вот вам и благодать!
Бог подивился верности птицы.
Не дано всем, так решил – никому!
Бог обещал: «Счастье к вам постучится,
Будьте лишь верными мне одному!»
Бог мой, ревнивый, как скорбная чайка,
Как гневный ветер и гордый прибой!
Я помолюсь о прозрениях тайных,
Ведь не случайно мне так печально,
Когда Изумрудная Гавань со мной…
Не над землею, так под водой,
Господи, дай ему вечный покой!
Под плетью любви склонит сердце любой,
Всяк человек, всяк пернатый, лесной
Зверь под Луной. Мне дано знать душой!
Боже, зачем?!
(12 октября 2005).
Это была грустная Сага о том, что ревность Бога премного сильнее ревности человеческой. Легенда о ценности верности перед Богом долгое время была в ходу среди дервишей. Верность Господу следует хранить хотя бы исходя из того, что Бог – не забывает и не предаёт. Итак, молись прежде, чем научишься любить человека, ибо Бога любить тебя никто не научит.