Давид тоже думал, что чистый кристально
Пред Господом Богом и перед собою,
Пока не узрел из окна своей спальни
Вирсавии, снявшей с себя голубое.
Она из кувшина водой обливалась,
И мылила тело своё молодое,
И нега Давида, и царская вялость
Вдруг стали одно шевеленье живое.
И не было дела ему в этом мире,
До власти, до жён, до любимой псалтири,
Как узника, бабы лишённого зека,
Терзало желанье царя-человека.
Он крикнул слугу - добровольно ли, силой
Её привести, с головой в покрывале...
Он ждал, было жарко, и небо так сине,
А слуги большую постель разобрали.
...Он спал, как развратник, с чужою женою,
И думал: как быть, чтоб осталась со мною.
И Бог был забыт, всё на свете забыто,
Пока оставалась их спальня закрыта.