Так вдруг заноет порой душа,
Что ей становится не до рифм...
И в иней боли, едва дыша,
Она оденет сердечный ритм.
Лопатка левая и рука –
Антенна, что принимает мир.
И колет что-то слегка, пока
Стихов маячит хромой пунктир.
До помрачения любишь жизнь,
Что впору дрянью её назвать.
А та смеётся: «Давай, скребись,
Тащи, букашка, ручную кладь.
Умишко твой тускловат слегка –
Не охватить бытия закон...»
И снова левая та рука
С лопаткой ёкает в унисон.
Жестокость горло в кольцо возьмёт,
Дырявя пулями сердца щит,
Пронзив бессонницей напролёт –
И боль из тёмных зрачков кричит.
Душе-русалке одна беда –
Босыми пятками по стеклу.
«Остановись, – ей кричишь, – куда?
Сиди-ка тихо в своём углу!»
Она не слышит. Ей б всех спасти,
Осколки склеить, развеять мрак...
«Ведь больно будет». – «И что ж? Пусти».
И отпускаешь. Иначе – как?..
А приползает обратно – чай
Заваришь с мятой, и корвалол –
Пятнадцать капель... И, откачав,
Едва живую ведёшь за стол.
И там, под люстрой уютной, стук
Часов сердечных – уже ровней.
И говоришь ей: «Послушай, друг,
Не победить не в своей войне.
И лишь похмелье в чужом пиру –
Вот вся награда тебе за риск».
Она: «Да ладно... Я не помру.
И не в победе мой главный приз».
«А в чём же?» – спрашиваешь её.
«А чтоб антенной была рука».
«И под лопаткой болит?» – «Поёт...
Маяк сердечного огонька».
15.11.17