на поле

Евген Городничин
      На поле зеленела трава, цвели одуванчики. Я наклонил голову вниз, созерцая участок земли под самыми ногами и увидел муравья. Он медленно полз на северо-восток со свойственной всем муравьям настойчивостью, недосягаемый ни для кого настырный ублюдок. Я почему то подумал, что мог бы легко раздавить эту букашку. Совершенно непринуждённо протянуть руку и совершить вполне предумышленное убийство муравья. И никто меня в этом не упрекнёт, разве что моя же собственная совесть, но это уже просто ребяческое слюнопускание. Однако вместо попыток совершить смертный грех мне стало странно досадно и я дунул на муравья ожидая немного большего чем лёгкое колыханье стебельков. Но ничего особенного не случилось. Муравей по прежнему самозабвенно пробирался в какую-то непостижимую область пространства, куда то на северо-восток, без сомнений далеко за пределы моего узкого восприятия. Сквозь ежесекундный мрак небытия быть раздавленным он весело переползал преграды, выставляя меня на посмешище – отвратительный маленький засранец. Внезапно мне захотелось остановить его безукоризненное существование хотя бы только по нелепому признаку физического превосходства. Представляете, раздавить двумя пальцами самое сильное существо нашей планеты. В самом деле, нельзя же быть настолько беспечным.

Я отыскал травинку и уже явно не ласково тыкаю ею в этого наглеца. С блаженной улыбкой на устах я наблюдаю как муравей ускоряется. Вот она твоя настоящая жизнь, бормочу я в сладостном созерцании… Но тут то и мне самому вспомнилось что то похожее, отчего я немедленно покраснел и прекратил это бредовое занятие. Сперва я присел, а затем просто лёг на траву, положив руки под голову. Мне стало приятно оказаться в плену едких одуванчиков, тёплого летнего ветерка и ярко голубого неба, ослепительно-прекрасного в такие минуты, когда отпускаешь на свободу маленького чёрного муравья.