Лауреат Конкурса «Дефицитный товар» Международного Фонда ВСМ.
Диплом в номинации «Глазами детей покупателей».
ПРОТОКОЛ НОМЕР 2023/02/18-01ТП.
НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
ПОДОБНЫ РУКЕ И ГЛАЗАМ
За окном метёт снег. Керосиновая лампа на припечке горит ровным светом. Повечеряли. Мальчики на печи доучивают уроки. Мама прядёт шерсть для ковровых дорожек. Тато мастерит маленький столик для недавно купленного лампового радиоприёмника «Родина». Под теплой грубкой, около мамы, я пытаюсь писать буквы. Кажется, жизнь семьи надолго переходит в спокойное и мирное русло.
Настроение у родителей приподнятое. Начали поправляться дела в колхозе. С 1954 года в сельском хозяйстве Молдавии после долгих лет разорений и нищеты наметился небольшой, но подъем. Были сделаны первые шаги в сторону повышения роста производства винограда, табака фруктов, увеличились посевы сахарной свёклы, посадки садов и виноградников. А с 1956 года в духе тех лет основной упор стал делаться на выращивание кукурузы. Крестьяне, почувствовав определённое внимание к положению дел в сельском хозяйстве, предприняли первые шаги в улучшении условий проживания и строительстве новых домов.
Стали задумываться об этом и родители. Дети подрастали, и в старом дедовском становилось тесновато. Но вплоть до 60-х годов оплата труда крестьян осуществлялась раз в год в натуральной (на трудодни) форме.
Чтобы построить дом, нужны большие деньги. Помощи ждать не от кого. Начали потихоньку откладывать, отказывая себе во всём. Сбывали выданную «натуроплату», пускали в продажу выращенных коров, телят, овец, ягнят, птицу; реализовывали смушки, брынзу, творог, сметану, яйца. Собирали каждую копеечку. Но все равно не хватало. Стал тато по опыту других односельчан брать справки в сельском совете о наличии приусадебного участка в пол гектара и выданного на трудодни зерна и подсолнечника и ездить в Горький, Казань, Астрахань и др. города России торговать. Какой же это нелёгкий труд! Никто там, конечно, их не ждал. Загружали вагоны, уезжали на месяц, а то и более длительное время. Продавали сначала товар одного, потом другого товарища, потом третьего. Всё случалось: и свои подводили, и милиция «шмонала», звонили сюда, в сельский совет, с уточнениями, и обворовывали, и хозяева квартир попадались не чистые на руку. И в пути, возвращаясь с деньгами, было очень опасно: надо было каждую минуту быть начеку. Я так скучала в это время, так ждала его! Тато всегда привозил всем подарки: и отрезы на платья нам с мамой, и материал для брюк и рубашек братьям, и обувь, и посуду. Помню, как однажды привёз маме красивые, на тонком каблучке, полуботинки цвета спелой вишни, теплые, по верху - меховая каёмка. Их у нас называли почему-то «румунки». Так вот, эти самые румунки занимали у мамы многие родные и знакомые, если надо было идти на свадьбу или крестины. А какие платки привозил – красотище! Но мне дороже всего был - запах отцовский. Я любила, по его возвращению, прижаться к нему и вдыхать, вдыхать этот родной аромат и улавливать его дыхание. Та духмяность не умрёт и не испариться. Она расплескалась в моей душе и чарует моё сердце. Я и сейчас, частенько, закрываю глаза, вспоминаю тата, вбираю особую отцовскую пахучесть и плыву вместе с ней по морям несбывшихся надежд и мечт…
Скопили немного денег, организовали «клаку» - особый обычай у молдаван, связанный с взаимопомощью при строительстве дома, рытье или чистке колодца и т. д. Если народ сплочен — всё ему нипочем. Для начала изготовили лампач* для дома. Обычно на клаку приглашали родственников, соседей, друзей, знакомых по работе в колхозе – в звене или бригаде. «Человек без народа что дерево без плода», - гласит народная мудрость. Земляки это хорошо понимали. Устраивали клаку по праздникам (не двунадесятым) или по четвергам после пасхи. После окончания работы все шли к хозяину, где несколько помощниц хозяйки, оставшиеся дома, расстилали во дворе длинные клеёнки и накрывали «стол», а по обе стороны стелили дорожки, на которые усаживались рабочие. Отдельно стелили деткам, им тоже что-то из еды перепадало. Особенность клаки в том, что её надо было «отработать»: если кто-то из присутствующих начнёт стройку, то обязательно надо ему «отдать». Таким способом была построена основная часть красивых, высоких, просторных послевоенных домов.
Лампач высыхал, его несколько раз переворачивали, чтобы обсох со всех сторон, привезли домой, сложили, накрыли и стали подумывать, чем лучше покрыть крышу дома, чтобы она была практичной, долговечной и имела красивый эстетический вид. Дом без крыши – это и не дом вовсе. Кто-то использовал в этих целях шифер, кто-то черепицу, кто-то дранку, у кого денег больше – жесть. На пике популярности достаточно длительный период находилась черепица - и доступная широкому кругу потребителей, и цена умеренная, но отец решил, раз так долго копили, ограничивая себя во всём, использовать в качестве кровельного материала – жесть. Не знаю, производилась ли она в то далёкое время в форме листов, но все покупали оцинкованные корыта, выправляли и использовали их для покрытия крыш. Точнее сказать, не покупали, а «доставали». И не в селе, а за сорок километров, в городе, в Бельцах. Выяснив все детали у тех, кто уже доставал: цену, куда идти, с кем договариваться, доставку материала, тато решил ехать. Пересчитал ещё раз нужную сумму, запрятал далеко, мелочь оставил на дорожные расходы и в путь – дорогу. Нашёл нужную контору, «нужного» человека. Предложенный товар понравился, договорились. Пошли в «бухгалтерию», отец рассчитался. «Бухгалтер», получив деньги, попросила минуточку подождать, чтобы поставить печать, вышла. Ждёт отец пять, десять минут, никто не возвращается. Потеряв всякую надежду, зашёл в один, соседний кабинет, другой, третий. «А мы такую не знаем, мы такую не видели, такая у нас не работает», - слышал в ответ… И только тут до него стало доходить, что, его, простого, сельского труженика, с мозолистыми руками, с раннего детства в поте лица трудившегося на своём, а сейчас на колхозном, поле, недоедавшего, недосыпавшего, мотавшегося по нелегким российским дорогам, чтобы заработать на эту крышу, его, отца трёх детей, которые вместе с ним делили скромность быта и питания, которым недодавал своей любви и отцовского внимания, его, честного и порядочного человека, обвели вокруг пальца. Душа в пятки ушла, сердце колотилось так, что казалось, сейчас вылетит из груди. Мысли, самые разные, роились в голове, не складываясь в решение. Как возвращаться домой? Что сказать? Как объяснить то, чего нельзя понять? Как жене, вместе с ним так трудно зарабатывающей копейку, и детям в глаза смотреть? Им, взрослым мужчиной, прошедшим войну, испытавшим голод, потерявшим всё при коллективизации, овладел ужас. Непрошеная слеза заскользила по лицу. Жить не хотелось. Тревога камнем застыла в его сердце.
А мама, ожидавшая его к обеду на машине, с корытами, почувствовав неладное, сидела, как на иголках, до вечера места себе не находила. Сердце щемило, душа ныла, каждой клеткой предчувствуя беду.
Вечером, когда стемнело, дверь открылась. Мама замерла в оцепенении: в комнату вошёл поседевший, с почерневшим от горя лицом, отец. Горе не молодит, а голову белит.
Ничего не объясняя, не произнося ни слова, он, обессиленный, свалился в кровать и не поднимался две недели. Всем всё было ясно. У каждого свой предел испытаний. Но, когда у тебя забрали всё, что ты скопил, и помощи ждать не от кого и не откуда, - это невыносимо больно. Земля уходила из-под ног. И теплое, спокойное солнышко, ежедневно заглядывающее в наши окна, закатилось неизвестно куда, и стало в доме серо и пусто. Наш крепкий психологический стержень, на который нанизывались все семейные проблемы, согнулся…
Но в разбитом болью сердце теплилась жизнь, любовь к жене и детям и постоянная забота о них. Через две недели, исхудавший, с запавшими щеками и темными кругами под глазами, в которых застыла печаль, немного сутулясь, с гробовой медлительностью прошёлся по комнате, присел на лавку. Усталым и вопрошающим взглядом подозвал маму, у которой всё это время слёзы не высыхали, и выдавил из себя: простите меня, я буду работать день и ночь, но сделаю всё, чтобы построить новый дом так, как мы спланировали. И поцеловал её с той любовью, что остается в сердце на всю жизнь. Обнявшись, они заплакали. Горька и солона горевая слеза. Но, как говорил Святитель Иоанн Златоуст: «Муж с женой должны быть подобны руке и глазам. Когда руке больно - глаза плачут. А когда глаза плачут - руки вытирают слезы».
И слёзы горше полыни от пережитого удара судьбы смывали с их измученных душ отчаяние и страдание. А в глубине глаз мелькнули отблески солнечного света.
Как позже стало известно: от рук бельцких мошенников в то трудное время пострадало много людей. Бандиты заправляли там местной торговлей жестью и никак не могли ужиться с фактом, что дорогой и востребованный товар уходит мимо их кармана.
Странное возникает у меня чувство, когда бываю в Бельцах. Даже сейчас, спустя десятилетия, сердцем чувствую, что пережитое не прошло мимо. Оно укоротило жизнь моему отцу: железо съедает ржа, а сердце — печаль. И где-то здесь бродят потомки тех без сердца, без чести и без совести жуликов, кто виновен в этом. Не исключено, что наши пути, очень даже может быть, где-то и пересекались...
Но есть Бог. История складывается так, что пока ленивый разомнется, усердный с работы вернется. Усердие превозмогает всё: и боль, и страдания, и отчаяния. И вновь начиная с пустого кошелька, проходя тернистым путём трудодней и скитаний, уже через два года, в 1960 году, дом подняли и накрыли жестью...
Но ходит горе не по лесам, а по добрым людям…
20. 11. 2017.
Продолжение следует.
** ** **
*лампач - строительный материал из глинистого грунта с добавлением соломы или других добавок, высушенного на открытом воздухе. Во влажном состоянии саман мягкий и легко укладывается в форму. Часто используется в виде стандартных размеров, высушенных заранее. Используется для возведения стен.
----------------------------------------------
На фото:
Родительский дом спустя 57 лет.