Причудилось, как будто нет твердыни,
Что сыпи стлала в марафетных залах,
Но растрескалась наподобие дыни
И из под ног исчезла в кулуарах –
На память испещривши в мемуарах
Глубокой скорби след глухой гордыни.
Привиделось, что небо тоже пало
Да сверху вниз местами кувыркнулось…
И не хватало, очень было мало
Того, сколь так нежданно приглянулось
И, кажется, сознанье встрепенулось
Хоть на чуть-чуть, пускай даже и вяло.
Но как качало – Боже милосердный,
И зацепиться негде и приткнуться…
Мотало, словно в бреши мякиш хлебный –
Нельзя об этом просто заикнуться,
Хотелось сразу быстренько проснуться
И накидать приличий тазик медный.
Не тот ли бедный, он же благоверный –
Кто испытал такую встряску-взбучку,
Несясь в апорт, как двигатель ракетный,
И костеря, искал в полёте ручку –
Накрашенную ту в бикини штучку,
Шнырял к которой чуть не ежедневно.
Пыталось сердце мерно приструниться
В карающем полёте гонки дикой,
Но где там – всё уж, не остановиться,
И шли круги от яшмы с сердоликом,
Расслаивая зыбь кошмарным бликом
И без опор страшась в соскоб разбиться.
Мерещилось такое ж без подвохов,
А оказалось – мнительным стрихнином.
Ох, сколько было ахов, охов, вздохов
В заскоке меркантильно-воробьином,
Когда гольян становится дельфином,
Сверхволн гоняя натужных мороков.