Усталый день сощурил зенки
и, уходя на сеновал,
лучей янтарные оттенки
меж облаков упаковал
за ночником — небесной лампой —
готовой снова, как всегда,
латунным диском ставить штампы
на гладь речную, где вода
уносит блики привидений,
русалок, леших, водяных
и щук веленья и хотенья,
не знавших омутов иных,
как эта старая ракита,
видавшая за долгий век
гирлянды гнёзд, без счёта свитых,
и лодки, в коих человек
такою плыл порою Летой,
что впору Данта вызывать
для описания предмета,
вставляя ниже только «ять»,
без прибавления которой
не ощутить нам сей простор,
ведь лишь ему пришёлся впору
парящий в вечности собор —
любимец города и стаи
с ума сошедших соловьёв,
в чьём пенье вешнем не истает
предназначение своё —
мотив извечный, неуёмный,
не прикреплённый к вереям,
его сейчас поэт никчёмный
вам перевёл вот в этот ямб.