Со мной ни меча, ни кольчуги.
В чужую отправился даль.
Я еду к забытой подруге.
Мой путь освещает печаль,
поскольку рифмуется с далью,
поскольку луна за окном
с дорожной целуется сталью.
Стакан наполняю вином
слегка желтоватым и сладким.
(Мне вспомнились «Три топора» -
Портвейн «Три семерки» - в достатке
и с самого, значит, утра,
едва открывались «Продукты»,
с восьми – покупай коль горит).
Мы встали. Перрон. Репродуктор
какую-то хрень говорит.
И гулкое эхо гуляет,
как уханье хмурой совы.
И пробует тот, кто встречает,
вагоны считать с головы.
«Да вот они!» - машет рукою
и рядом с вагоном бежит.
Вокзальная бабка с клюкою,
напившись у стенки лежит.
Ее здесь любая собака
и та за версту узнает.
Название станции «Враки».
Живет здесь хороший народ.
Об этом поведал сосед мой,
поскольку из этих краев
с фамилией в целом нередкой.
Представился с ходу Царев.
Я тоже представился; «Кружкин».
Не знаю зачем и солгал.
Я ехал к забытой подружке.
Мне был горше редьки вокзал –
что тот, из которого ехал,
что тот, до которого мне.
Короче, глупейшая пьеса,
как сон в недосмотренном сне.
Поэтому, видимо, дерзость
и злоба душили меня.
А этот Царев больно резвый.
Кольчугу имел и коня,
и меч, и домину с машиной,
и двух дочерей, и зятьев.
Короче, такая скотина –
доволен, устойчив, здоров.
Не курит, пьет в меру, примерный
во всем семьянин- гражданин.
А я был как есть – полимерный:
из очень гулящих мужчин.
Без сна, без меча, без кольчуги,
с бутылкой дрянного вина
Я ехал к забытой подруге.
А дома осталась жена.
Мы выпили с громким Царевым
за родичей, жен и детей.
Открыли вторую и снова –
за братьев, сестер. «У моей
сеструхи такая домина!»
Достал меня этот Царев –
достойный надежный мужчина
нигде не ломающий дров,
хозяйственный, ловкий и крепкий
со станции Враки, простой
как Ленин в приевшейся кепке,
как крашеный столб верстой.
И вот мы на станции встали.
Вдруг он перед тем, как сойти,
сказал мне с улыбкой печальной:
«Ты это, попутчик, прости.
наврал тут тебе не малехо:
Слова как дорожная пыль.
Зовут меня попросту – Лёха.
И я этот самый, бобыль.
Но что-то в пути размечталось.
Ведь ты ж мне, попутчик, никто».
И я вдруг почувствовал жалость
как к клоуну из шапито.
Сошел он на станции Враки,
рукой на прощанье махнул.
Его окружили собаки.
Он к бабке лежащей шагнул.
Потряс за плечо осторожно,
помог старой на ноги стать.
Вошедший сосед односложно
сказал: «Это Лехина мать» -
как будто он знал про беседу,
что мы до него здесь вели.
К забытой подруге я еду.
Шумят за окном ковыли,
степные, чужие. Недолго
осталось - полсуток пути.
И вот она – матушка-Волга.
Конечная, как на крути.