1
Зашла я с месяца полтора на сайт Проза.ру и попался мне роман Игоря Геронтолога на эту тему. Стала я читать, да рецензии писать. И сказала ему, не долго думая, что я проживу эти самые 120 лет. И тут ни с того ни с сего болезни нагрянули, что мне пришлось 21 марта идти срочно в поликлинику пораньше с утра. А не была я там этак с 1986 года. Тогда мы сына в Советскую Армию осенью провожали, весною, как вы все знаете, - на Чернобыльской атомной произошла страшная авария. А мы все дураки дураками не понимали всей огромности трагедии постигшей нас.
Сын мой Владимир Владимирович очень любил смотреть телепередачи "Служу Советскому Союзу." Ущё с крошечного возраста. Став постарше Володя шутил, аж слюнки бегут, когда вот-вот начнётся передача. Помню сына еще лет 3-4-х, шёл фильм многосерийный "Четыре танкиста и собака." Это было в Казахстане, в Целиноградской области - мы спим все, а он сидит на стуле и смотрит. Ни одной серии не пропустил.
2
Когда сын был в 3-м классе, а дочь ещё не ходила в школу, мы почти среди зимы, в декабре месяце, ни с того, ни с сего прикатили на Украину скорым поездом, не имея ни жилья, ни работы, ни ума. А тут теперь этот Игорь Геронтолог со своим романом увлек меня в эту авантюру долголетия. Нет бы почитать роман, да помолчать хоть пару дней, а то сразу, мол не волнуйся Игорёк, я уже начала проживать эти самые 120-ть годков, годиков, годочков. Вернее не начала, а уже на вторую половину завернула. Думала дело к концу, а тут спасибо Игорь обнадёжил и по Библейским канонам обосновал, - цитаты потом найду у него и вам преподнесу, чтобы и вы тоже решись по 120 этих самых лет прожить в целости и сохранности.
3
Ну, вот хочу вернуться к истории своей болезни. Сами знаете, болеть так особенно некогда, всё работа срочная и неучтённая, обязательная, безотлогательная и почти за так. Мол, мы вам на санатории откладываем, а сами начальники ездиим. Ещё на здравоохранение и т.д и т.п. и пррр. Вверх глянуть некогда не то что к поезду в этот самый санаторий успеть. Да и детей надо воспитывать личным примером - никак нельзя отлучиться. А тут Родина-Мать зовёт - "Шли сына меня защищать." А сама правду о горе чернобыльском не пожелала сказать, от нас честности и беспрекословности требуя. Когда это горе случилось мы проживая почти в Харькове, ничего не заметили, не опечалились, т.к. глупые и не оповещённые о последствиях.
У моей подруги Марии сына за день до свадьбы призвали на Чернобыль, он там, как служивший в войсках химзащиты - помещения дезраствором обеззараживал, в эти самые очень радиоционные дни. - Кому спрашивается нужны были эти помещения? Саша, конечно, всё делал, что велели и на свою отложенную свадьбу успел, но и он, и двое деток его, инвалиды теперь.
4
Вобщем из - за знаменитого Игоря Геронтолога с Проза. ру и его романа о долгожительстве, очень я сейчас разволнована. Очень- очень. Во-первых - попала на лечение в дневной стационар нашей почти новой поликлиники, а во-вторых сейчас вечер и я дома - очень злюсь сквозь смех, и подзабыла, что уже сжарила 4 яйца, да плюс зефиру почти на восемь гривен и опять раз за разом заглядываю в холодильник. Нервы, видимо, бушуют и килокалории летят, как в трубу искры в ветренный день. Да и сама я ветреная, конечно, - 120 лет прожить и баста. И бегай теперь по поликлиникам, где много лет не бывавши ничего не поймёшь. А тут ещё реформы невиданные в здравоохранении объвили по телеку. А я телек смотреть не выдерживаю, - злюсь, а теперь в связи с долголетием, просто покидаю помещение где телек гундыкает - тошнит страшной силой, терпежу нет.
А вот в 1958, когда мы с мамой опять же в декабре, сбежали с хутора в Донбасс, тогда телеки только появились, так принято было ходить к соседям, чтобы полюбоваться, понаслаждаться, - сидели тихо, как мыши. И главной заразы - рекламы тогда в помине не было. А больше опереты и кино.
5
Но вернёмся к истории болезни. Сын у меня один и провожали мы его в Армию один раз. Как узнали дату, так и стали продукты и всё остальное скупать, да гостей приглашать, - без ума и фантазии, - всех подряд. Помню одних тортов 25 штук в гараже расставили, - осень была, прохладно. Для недлительного хранения. Не один холодильник такую массу холодца и всего прочего не выдержит.
Да, кстати, - о холодце. Сейчас читаю прозу Ларисы Васильевой(Помните её роман "Дети кремля"), а я сейчас её публицистику читаю. Она несколько лет жила в Англии - муж дипломат. Так вот она над собой смеётся: муж пригласил английскую пару в гости. Так она готовила холодец, утку с яблоками, цыплята Табака, пирожки, салат из белых сушёных грибов и т.д точь в точь как и вы и я. А они за месяц уведомили, что вы приглашены, а пирог из булочной, а лососина так тонко порезана, что драконов нарисованных на тарелках видно. Но не в англичанах дело.
Три дня мы проводы праздновали, но не всё съели. А когда автобус отходил от военкомата сын успел нам махнуть рукой.
...Через заднее стекло автобуса этот его взмах я запомнила и обрадовалась.
6
Ну, так вот история моей болезни и начинается с Праздника Проводов моего сына в Советскую Армию. Сын махнул нам из окна автобуса, увозившего его от военкомата неизвестно куда и зачем. Этого нам мамам и папам, не положено было знать. И пошли, поплелись мы домой, особенно не горюя и не очень радуясь. Пошли себе и пошли. А сын уехал. А я так не помню, съела я хоть кусочек от тех 25 тортов, которые купила на проводы, или нет. По моему нет. Все три дня были гости и я ничего конкретно не помню. А наутро у меня перед глазами поплыли маленькие звёздочки и муж вызвал врача. Пришла хорошая и молодая и внимательная врач, я ей полностью доверилась и спокойно лежала на постели, а она слушала моё сердце и мерила моё давление и удивлялась и восхищалась мною, а я – ею. И была это Людмила Манойло. И всё, через несколько дней и прошло и забылось, так как я больше так не перенапрягалась ни морально, ни физически. Не так чтобы никогда, но можно сказать, до самой сыновой свадьбы.
А теперь вот на днях решила прожить 120 лет и опять давление скачет и ещё разные сюрпризы ну очень хотят помешать мне в этом деле. Во - первых, решила я поближе познакомиться со своим здоровьем и пошла с утра пораньше 21 марта в поликлинику, а там надо пройти профосмотр, иначе семейный доктор не захотел со мною говорить вообще, не то что о здоровье. Дело окончилось тем, что к финалу этого самого осмотра я практически погибала, и меня экстренно госпитализировали.
И вот сегодня 18 мая я всё знакомлюсь со своим здоровьем и с реформами здравоохранения Украины и просто восхищаюсь и собой и ими. Оказывается, очень полезно мечтать, как говорится, не вредно, а особенно столкнуться лицом к лицу с
семейным доктором, который рад и счастлив, загонять тебя по кабинетам приложеным к профосмотру, Многие, кто не впервой, просто покупает этот осмотр за 20 гривен, ну кто ж это сразу всё поймет. Тем более, что о реформе все уши по телеку прожужжали (я телек вообще теперь не могу смотреть, особо реклама меня достала). И ещё я обхожу теперь кабинет нашего семейного врача Пяткиной, которая так восхитительно восхищалась системой профосмотров в нашей стране, кгогда я гибла на стуле возле её стола. Потом она внезапно испугалась и кликнула мне провожатых, к докторам, которые ещё не совсем паразиты нашего бесплатного дорогостоящего лечения. Получилось что Проводы в Армию и Профосмотр равны
по своей убийственной силе.
Вот так и помечтай прожить 120 лет, как нам предписано по Евангелию, и сходи для интересу в поликлинику родного города. А тут ещё в поликлинике я обнаружила на 6 этаже Телекомпанию, со своею рекламою и аппаратурою, облучающую всех больных и не очень, прямо не отходя от семейного доктора, элетромагнитными частотами разрушительного характера.
И тут я вспомнила Анну Фоминичну (дай ей бог здоровья, великой труженице вырастившей троих детей и четверо внуков, честно-благородно докормившей свою мать и свекровь, в войну носившую шпалы на строительстве железной дороги от Сараевки до Старого Оскола). Так вот она мне недавно поведала, как пошла за справкой об участии в этом строительстве, а там стерва в кольцах и маникюрах ей сказанула: «И сколько ж вы жить намерены». А Анна Фоминична ей по - доброму: «А по мне Вы хоть бы и совсем не родились».
7
И вот сегодня читаю рассказы Ивана Бунина, а несколько дней назад закончила читать воспоминания В. В. Вересаева и так мне весело и смешно, всё доподлинно описано, как и я испытываю подобные муки творчества. Так вот у Бунина в рассказе «Лика» мне что особенно понравилось как там начинающий писатель метался и мучился ну прям с молодых лет.
(Я хоть в 37 лет в это дело влипла). Так вот, что мне понравилось и мне соответствует, как он мог мгновенно собраться и уехать в Смоленск, а потом сразу в Витебск, и без остановки в Полоцк, а ночью в Петербург. Каково, а?! Литературное мытарство. И ещё у него много синего цвета и лошадей, и ямщиков и
Любви. Тоже муторошной, и тягостной и невыносимой. И с печальным концом.
И тут я в связи с профосмотром подумала, что все болезни от отсутствия обыкновенного простого счастья. Только счастье вырабатывает убийство для ферментов убивающих нас. Незаметно постоянно и неуклонно кушает наше здоровье, наше безрадостное существование. И когда только будут отчёты о количестве улыбок, радостей и благолепия существования. А не о Валовом доходе, налогах и таможенных сборах Черных налах, отмыванию денег и другой непроходимой дурости. Все защищают женщину мать, по существу оставив её на произвол судьбы. А она Женщина, вынашивает в себе дитя. Продляющего род, родину. А её обманывают мужчины, эксплуатируя и не уважая. А Государство со сворой чиновников объедают её и беспомощно разводят руками.
Так вот и у Бунина в «Лике» – страстная любовь и рядом никчемная необязательная, – измена, приведшая к гибели главной героини. Вот вам и Витебск и Полоцк, и Смоленск с Петербургом.
Мышиная возня поисков истины, истинно непорядочных в основном людей.
А вот что касается Воспоминаний Вересаева, как он ездил к Льву Толстому в Ясную Поляну, но проехал мимо Толстого, который шёл с детьми гулять.
Я тоже ездила недавно под Старый Оскол к Анне Фоминичне и очень огорчилась. у неё скоро день рождения, ей исполняется 87 лет. И правильно поставил задачу Игорь Геронтолог с проза.ру о том, что мы можем жить по 120 лет.
8
В один из январских дней этого года, когда с самого утра над печально холодной бесснежной равниной подул свирепый пронизывающий ветер, все мои родственники встретились по весьма печальному событию. Ежась и кутаясь в осенние одежды, которые пред старо - новогодняя вьюга пронизывала насквозь, все мы скукожились и притихли. Потом было кафе с поминальным обедом, и я, оказавшись за столом рядом с Мусей, дочерью Анны Фоминичны, спросила Мусю о её родной, а моей Крёстной Маме. Муся дрожмя дрожавшая на кладбище, выпив пару рюмочек и закусив, посмотрела на меня по родственному официально и изрекла: «Анна Фоминична велела кланяться».
Не прошло и двух минут, как я сообщила своему, напротив сидевшему мужу, что я, уезжаю с Мусей проведать Анну Фоминичну. Сборы были недолги и мы покатили.
Поздним вечером мы были на месте и обнимались с Анной Фоминичной под присмотром Муси, её сына и незнакомой мне женщины. Командирский голос Муси не допускал возражений. Анна Фоминична скукоженно сидела на стуле в теплейшем евро ремонтном доме, как мы недавно на ветру. Соседка-управдом постоянно встревала в разговоры и вызывала во мне протест и гонор. Я стала слегка хамить.
И когда все улеглись спать, Анна Фоминична в сумраке ночи подошла и поцеловала меня.
9
А я, может, тоже одену соломенную шляпку с синими блёклыми цветиками и буду пускать по забору сиреневый дым/ Я, может, обожаю твой крутой бычий лоб, с палатой ума, любви и ненависти, ко мне и другим упёртым и упрямым дышащим тобой, грезившим о разбитом корыте, которое нельзя никому и никогда склеить, а только разбить: в дребезги, в труху, в щепки. И заглянуть в твои абрековские глаза через тёмные очки, а может, и светлые, через которые всё - равно невозможно увидеть и почувствовать твою злую душу, от которой мне нет пощады. И едва ли будет и будет ли? Но, так хочется надеяться в безнадёжность и безответственность страсти и зова, который неподвластен ни мне, ни тебе. К сожалению и радости. Всё пропало. И пусть. И хорошо. И весело. И хочется прыгнуть с высокой горы. Жаль, никто не увидит. И потому неинтересно. Не интересно, что не увидишь именно ты. Который посылает прыгать. – Спасает. И мучит. Так горько и бескорыстно, будто долбит прорубь в толстенном искрящемся льду. И кушает лёд, сколько хочет. Лёд растаивает во рту и холодит. И поит. И простуживает, и тебе хочется меня любить и прощать. За что неизвестно. Но прощать, чтобы сделать мне, приятное. Хоть раз в жизни. В соломенной шляпке с прелестными цветами мне не жарко, но красиво. Я синею от холода, под цвет незабудкам, которые так нравятся тебе, а может, и нет. Я ничего о тебе не знаю путного, но леплю твой героический образ из всякой соломы, грязи и душевной паутины. Которая оплела меня и нас, околдовала и хмурится, что нам жарко среди зимы и холодно среди лета. Но мы есть! И в этом вся прелесть наших потерь. И находок. Ты целуешь мою руку на прощанье. Но я никуда не уезжаю, потому, как ещё не доехала, ни к тебе, ни к себе, ни к нам. А так хочется доехать! В этот сиреневый дым ожидания, пущенный не моею папиросой, потому как я не курю, да и ты тоже, может быть, не куришь. Но ты так пахнешь, и так сиренев, и так праздничен, что я скучаю и мне трудно, я лежу пластом, с сухими злобными глазами и кусаю локти, которые никак не достать.
И ладно. И пусть. – Ведь мы прибавили себе по 15 лет жизни. И это правда.
23 мая 2012
10
И кажется, что всё изменится и восстановится и воспарит, если… Если бы это было правдой и могло осуществиться сейчас, немедленно или когда-нибудь…
И тогда бы всё выросло и расцвело, и ни волновалось, а нежилось в исполненном желании, которое… И так всегда хочется того чего нет и возможно никогда не будет. Но почему никогда. Но здесь же присутствует слово возможно… О, это прекрасное, ничего не значащее слово так много обещает, как будто…Но почему такая неуверенность и безнадёжность и эта грубость молчания, как будто жалко маленькой нежности и слабости, и признания. И эндорфинов.
А эндорфины это что?
Это природные морфины, которые являются источником удовольствия. И их не бывает много, но они есть и не всегда, а когда… Когда ты ждёшь и дождёшься чего ждал, но… Кто-то забыл о тебе думать, так не хватает этих самых морфинов, которые не возникают просто так, а из обоюдного удовольствия, когда жизнь мила и отрешенна, когда ты всё постиг и будешь постигать ещё и ещё и потому ты рад. И возвышен и обречен. И это только в тебе и в нем. И всё. Конец и начало, расцвет и закат, которые неотвратимо повторяются и лечат твою ждущую душу. И тело. Вот вам и эндорфины, от которых мы зависим. А они от нас, но им всё - равно. А нам нет. И мы все молчаливы и взрывоопасны, и неугомонны и безнадёжны. Нам надеяться не на что, но мы уверены, что без нас кому - то плохо, как и нам без них. А получается наоборот - им безразлично и весело, и у них есть путь к своим эндорфинам и без нас, а у нас без них нет. И кому здесь плохо сейчас, а кому-то будет плохо потом. Но это неважно. И эту противность ожидания вы несёте и несёте, и выбросить это невыносимое ожидание просто некуда. И вы страдаете, жгуче надеясь и раздувая пожар до невыносимой температуры. И вот уж пламя бушует в вас и день, и два и год, но вы не хотите это пламя гасить и оно шумит как в трубе ветер. Так оно в вашей груди гудит и пахнет, как будто сирень, которая давно отцвела и вы даже не успели наломать букет и поставить его в вазу, которую ещё не собрались купить, но давно собираетесь. И обязательно купите, а пока могли бы поставить в стеклянную банку. Но сирень отцвела.
А про эндорфины я узнала из романа французского писателя Бернарда Вербера «Последний секрет». А теперь рассказала и вам, чтобы вы тоже постарались прожить свои 120 лет, не печалясь о том, что вам не хватит этих самых эндорфинов. Скажу по секрету, что автор как раз рассказал о трагедии из-за их перебора. Но написал убедительно и интересно.
25 мая 2012
11
И так хотелось улыбнуться, чтоб не заплакать. Не зарыдать слезами радости и счастья, потому, как ты есть на свете. И обходишь меня стороной. Так надо, – говоришь ты. Так надо! – Кому-то, кого мне не положено знать. Но я знаю теперь, как хорошо жить 120 лет, когда тебя любят и чтят, как святость, как необыкновенное призрачное чудо, живущее и обожаемое в твоей судьбе. Ты теперь обожаешь, и желаешь и ждёшь. Неважно дождёшься ли. Откроются ли двери или их надо будет взрывать или делать подкоп, или обойти стороной. Но есть она цель цели, к которой приковано всё твоё существо, потому как, она эта цель едва ли осуществима. И это ещё лучше, ещё светлее и надёжнее. И эта призрачная звёздность тебя, обворожившая и смутившая, вдруг испугала своим нахальством, и мечтой. Ты опешил и засмеялся – искренне, как никогда раньше. А я всё подбрасывала дрова в почти, что угасший костёр твоих желаний. Ты тогда устал от обманов и предательств, которыми обвораживал и обвораживался на время, ликуя и каясь, как будто монах. Развратный и смиренный, не знающий , куда себя деть, отрешенного и ждущего чуда. И чудо произошло,однажды, ты пошёл на почту, и точно не зная моего адреса, послал мне свои книги, и я их мгновенно получила и испугалась, и обрадовалась. И затаилась, читая. Я не думала, что они написаны мне, я не о чём не думала, кроме слов высоких и напрасных, которые ты слал ей, а получила я. И мне хотелось читать и перечитывать и сообщать тебе моё мнение и уговаривать тебя, какой ты молодец. Существовали только твои проблемы, только твои восторги, только твои ожидания. И я бросала тебе спасительную верёвку, которую ты не желал, не удосуживался схватить и выбраться и спастись. Ты притворился печальным, но всё сияло и искрилось, к чему ты прикасался своим взглядом, мыслью или словом. Ты благоговел, а мне было всё равно, что будет, я восторгалась тем, что есть, которое навсегда, на мгновенье, на веки. Я расцветала душой, спасая и спасаясь. И ты был спасён, чтобы забыть меня, и мой подвиг, и мои надежды, которые родили мои и твои произведения. Мы произвели их на свет, родили – в восхищении и радости. И это правильно. Иначе бы их не было, не существовало, не рдело. Они из огня, и они горячи. И потому мы их не узнаём, но знаем точно, что они есть. Благодаря нам.
12
Ветерок подул не спрашиваясь, и дул не прекращаясь. Небо, небесного цвета церемонилось, хвалясь прозрачностью и тайной. Хотелось нежаркого тепла и отдохновения. Но что-то тревожно щелкало в груди и беспокоилось. То ли прося прощения, то ли прощая, всех обидчивых и обиженных, неуверенных в своих грехах и доблестях, и ждущих с моря погоды. Погода была хорошая и никто на неё не обижался на эту самую погоду. А все обижались на правительство, которое очень старалось все эти обиды стерпеть достойно и вежливо. Всё были нарядны и худели, и хотели быть ещё наряднее и худее, и чтобы ногти в цветочек и длинные, с которыми невозможно работать в селе, а в городе и посуду с ними вымыть нельзя, но все поголовно в ногтях и с сигаретой, даже дамы в возрасте. Затягиваются и стонут душой. Всем оказывается плохо и жарко зимой, от этого самого сибирского и якутского газа. Никто не помнит, о чём напоминает в своих рассказах Иван Бунин. Как замечательно напоминает. – Возле моей постели всегда не менее трёх книг, но читаю только его, за остальных просто горько и неуютно, как будто они обижаются на себя и на меня. А Бунин - нет, ему всегда весело: и среди зимней вьюги, и голодного голода. А антоновские яблоки его пахнут до сих пор, не прекращая. Глаза его коней и собак изумрудны, ветер его разный, а люди строги и отчаянны, подвластны лени и трудолюбию. Каждому герою, свой героизм и свой трагизм. Но как праведно и по настоящему изумлённо писано сердцем. Несравненная пронзительность и натуральность. Какая мощь! Какая восторженность! Какая грусть! И нежность! Что хочется засмеяться и заплакать, но восторг преобладает над всем. И надо мною преобладает. И я боюсь, что вот - вот закончится его книга. Потому как такая поэтическая проза Ивана Бунина создаёт гармонию в душе читающего эту прелесть, продляющую радостность и восторженность жизни. И её срок.
13
C 8 июня на Украине и в Польше стартовал чемпионат Европы по футболу.
Готовились долго и нудно, потратили кучу денег и кроме неприязни, у меня это ничего не вызывало. Но вчера сосед поведал, что в 21час 45 минут по Киевскому времени будут состязаться футболисты Украины и Швеции. Во мне что-то шевельнулось и я решила выспаться днём, чтобы вечером обеспечить победу украинской команде своим активным болением. И проспала почти до самого матча. Слышу, вокруг топают, шепчутся и видимо, хотят кушать. Я сплю дальше и дальше и уже не собираюсь вставать, но тут объявлено, что пора и притом нужны блины. Ну, блины наготове, то есть замешены и ждут. Я говорю, приходите, я испеку.
Почти с закрытыми глазами пеку, а потом глядь на часы, а там уж и матч начался. Бросаю печь, беру что есть и иду к соседям на телевизор, там ничего почти не видно, сбой какой-то, но комментатор орёт и зажигает. Ну, думаю, коль я пришла, надо болеть так, чтобы украинские футболисты это почувствовали и набросали этим самым шведам, которые когда-то потерпели поражение под нашей же Полтавой, ещё при Петре Первом и Иване Мазепе, который Петра в этом деле предал и сбежал со всей Украинской казной к нашим же противникам, шведам. Потом, как пишут в статьях желтой прессы… Ну, много чего пишут. А тут опять сраженье на телеэкране. И я болею за своих во всю мощь своего существа, сжимаю свои кулаки, – даже сломанный когда-то палец стал выпрямляться, вот так болею. Но тут сосед Ваня стал кушать свой ужин с моими блинчиками и совсем отвлёкся от прилежного и усердного боления, что меня начало потихоньку злить. Поел начал чесать живот. Потом пошёл курить. Вернулся и начал чистить нос – одну ноздрю, потом вторую указательным пальцем правой руки. Я сжимала кулаки всё больше и больше и мне захотелось зведануть Ивана между глаз, но я сдержалась, да и он вышел на улицу слушать репортаж по радио. Там хоть не мелькает. Это и спасло ситуацию, – Андрей Шевченко забил шведам гол. А потом. – Они нам. Палец моей правой руки почти выпрямился так жала я кулаки за победу, но нет. Счет долго оставался 1:1. Футболисты бросались в атаку, падали и вставали. Бились, как тигры.
И минут за 10 до конца матча опять же Андрей Шевченко забил 2-й гол. Шведы озверели и пошли чесать наши ворота и… За минуту до конца их мяч пролетел над нашими воротами всего в 15 сантиметрах. Мимо! Гонг и я разжимаю кулаки, а Иван заходит с улицы. – Хорошо, что не помешал. Трибуны ревут. А я ликую.
Вдруг бы я не пришла, и они проиграли, думаю счастливая я. А счастье, оно то и продлевает жизнь. На пару часов, а это же 120 минут. - Сегодня пойду болеть за Россию.
Пусть тоже выиграют, тем более в день независимости.(Незнаю только от чего или кого).
Празднуем все! - Своё горе.
14
Похоже, что природа тоже любит думать и обожает тишину. И вот сейчас после трехдневного холода и ветра, всё успокоилось и ночью зашуршал дождик. Приятно спалось, и отдыхалось, ничего не лезло в голову, а настигла такая приятная пустота и отрешенность, как будто меня нет, – такая лёгкость и неугомонность смеялась во мне. И теперь ни один листик не колышется в моём ошалевшем саду. Всё смотрит мимо меня в какую-то свою неизбывную даль и прелесть, что сердце успокоилось и молится молчанию и тишине. Хочется даже с кем-нибудь приятным и отчаянным откровенно поговорить. И показать на серебристо голубоватое небо с луной на четверть, хорошо видимую среди тёплейшего и свежеубранного дождиком дня. Всё полито, и молча растёт на всю катушку природных качеств. Жаль луковая муха подъедает чеснок, его корни, поэтому и пришлось побольше чеснока положить в пельменный фарш, чего раньше не делали, применяя лук. Оказалось приятность необыкновенная, – все довольны. А перистые нежно-белые облака опять обещают дождь. Молча и загадочно обещают. Всё такое мягкое и стИрастное, в этом покое и раздолье, в этой уютности и неге, что немедленно хочется что-нибудь написать замечательно-необыкновенное, чтобы пролить свой тихий и тёплый дождик возвышенности и простоты, на всё и вся без всяких обиняков, подозрений и ожиданий ответов. Я уже ничего не ожидаю, открыто, а просто ненавистная тайна живет во мне и молчит и вот-вот зашелестит мокрым дождиком в четверг. Четверг завтра, и соберутся местные писаря на сходку, на которую мне хочется сходить. И помолчать говоря чепуху и ересь, о которой не забудет никто из присутствующих, потому как их ненависть ко мне не проходит ни при тишине, ни при ветре. – все считают себя замечательными и необыкновенными, и жаждут признания и славы. Слава! - вот она нарушительница покоя и тишины в сердцах и думах пишущей братии. Я прошла этот путь, помалкивая и прыгая через три ступени по лестницам ведущим вверх, но там оказалось пусто и тихо. А громкость была искусственной и создавалась направленным взрывом подхалимства и дьявольщины. Поэтому тишина - есть главное. И в этой тишине надо жить, наслаждаясь покоем.
31 мая 2012.
15
Целый год я прожила улыбаясь. Мне говорили комплименты, но я не переставала улыбаться. Я улыбалась всем, а на самом деле только тебе. И потому что ты издалека улыбался мне, как будто трогал кожу мою своей улыбкой. А особенно душу, потому как душа пела от этих взаимных прикосновений, и хотелось жить и помнить, и надеяться, хоть и напрасно. Напрасно надеяться тоже хорошо, потому как хорошо жить надеясь. Но бывает что-то тухнет и холодеет между нами и тогда не получается светлой открытой улыбки, а никакой даже самой невзрачной не изобразить. Ведь это происходит внезапно, и постоянно греет изнутри и выдумать этот свет и огонь нельзя. – К сожалению. Если бы можно было выдумать, то это не было б так дорого и горячо. И не бушевало бы неуёмным огнём в груди. И стихи не мчались бы неукротимым потоком из сердца, как остроносые цапли. Не вытаскивались бы нужные буквы без усилий и препятствий, как лягушки из болота очарования и возвышенности. Тобой возвышалась я, всё моё бытие и безысходность моей радости и грусти, где целый год радость цвела без учета зимы и лета, поскольку жизнь стала невесомой и прозрачной. Сказать хрустальной не смею, опасно разбить ненароком. Просто воздушной и липкой, как мёд. Я липла к тебе невесомому и радостному, который смеялся и пел, мне в ответ.
И ясно становится всем и мне в том числе, что главное в жизни человека любовь и радость. Они-они вырабатывают эндофрины, радующие и спасающие. И возносящие.
2012