Старинный жанр, приди на помощь мне.
Веди перо, послушное канону.
Еще бы тень от свечки на стене,
икону бы в углу — да нет иконы.
Кумиров — нет, и путеводных звезд —
нет: перед их плеядой неподкупной
склониться до земли — мешает рост,
а выпрямиться — слишком недоступны.
Какое пламя их будило — жить,
переплавляя на баллады будни?
А тут — поток сознания бежит,
да вот рука — лежит заклятым трутнем.
Как лишняя конечность, рудимент,
утративший свое предназначенье.
Когда-то безотказный инструмент
уже давно — корягой по теченью.
Но этот жанр — течение само.
Так медленные реки душу лечат.
Не завещанье — рано — но письмо
того же ранга. На бумаге — легче.
Пишу тебе. Ты дальше шла во всем.
В стихах,
любви
и запредельной боли.
А мне везло.
Мне и теперь везет
играть эпизодические роли
в делах и судьбах.
Так уходят в бой —
рукопожатье яростно и кратко!
...На предисловье,
на борьбу с собой
запал истрачен напрочь, без остатка.
Такие — как мы сохраним очаг?
Как ровное тепло в дому удержим?
Гусиное перо. Изба. Свеча...
— Машинка или шариковый стержень.
В эпоху скоростей тонуть в письме —
откуда эти вековые корни?
И не сверчок, не лай собак во тьме —
грызет лопатой снег усталый дворник.
Где я умолкну —
там очнешься ты.
Не дай тебе гордыни и печали!
Служенье муз не терпит немоты.
А пустоты тем более.
Кончаю,
чтоб не запутаться. В ночной тиши
одной традицией перо влекомо.
Еще строку.
Дежурное: пиши!
И о погоде.
И привет — знакомым.
1981