Дня два ночевал в аудиториях, расположенных на втором этаже университета. Охрана ленилась подыматься наверх и я оставался незамеченным.
Предложение о ночлежке поступило от сокурсника:
- Приходи к нам. У нашей бабки ещё человека три может поместиться – однажды сказал мне Генка, студент - первокурсник который тоже изучал французский язык в группе, которую посещал я.
Деваться некуда, вечером, после окончания лекций, я был представлен новой хозяйке - Татьяне Григорьевне Половенко.
Очень пожилая женщина - девяносто лет. Губы её чем-то напоминали увядший бутон розы, но глаза живые, не потерявшие свой блеск и цвет весеннего безоблачного неба. Сухое лицо, глубокие морщины и удивительно молодой голос. Всё противоречиво в этой старухе.
Необычно было видеть как она передвигалась. Казалось, что скользит по полу. Нет, вернее, плывёт как птица по воде.
- Ну что, селитесь . Где трое уже есть, четвёртый не помешает. Пятнадцать рублей в месяц вперёд, бельё твоё; устроит? Как зовут тебя мОлодец? –голос был на удивление звонким.
Знакомство состоялось. Деньги уплачены. Мне выдана раскладушка и тюфяк в некоторых местах уже латанный.
Комната была довольно большая , около тридцати квадратных метров. Посередине два стола, сдвинутых друг к другу. Вдоль одной стены три кровати , у второй разложили мою раскладушку. Тут же, в углу, стояли огромные напольные часы высотой более двух метров.
Квартира состояла из двух комнат примерно одного размера. Одну занимали мы (студенты), другую хозяйка. Раньше это жильё было каким-то хозяйственным подвальным помещением. Окна комнат располагались в узких приямках на пешеходном тротуаре. Верхняя кромка окон была наравне с асфальтом. Если они не занавешивались, можно было разглядеть обувь прохожих. Через открытые форточки свободно забирались бесхозные коты полакомиться остатками пищи на столах.
В комнате был постоянный полумрак, одна лампочка свисавшая на проводе над столами не могла преодолеть этот сумрак.
В первую же ночь я не мог уснуть. Виной были клопы. Они принимались за своё паскудное дело, стоило только погасить свет.
К удивлению ребята храпели; ни клопы , ни свет не могли нарушить их сон. Я уселся на кровати в позе турецкого султана с ужасом глядя на пятна крови на простыне.
Так просидел до полуночи. Ровно в полночь что-то щелкнуло в часах, они начали отбивать удар за ударом. Звук был настолько громким, что разбудил всех обитателей комнаты.
- Чёртовы ходики -ругались ребята.- Каждую ночь одно и тоже. К такому звуку привыкнуть невозможно. Надо всё же бабку уломать отключить этот «будильник». Или уменьшить количество ударов. Двенадцать штук... мёртвого разбудят.
На моё сетование насчёт клопов, они рассмеялись.
-Чувствуют свежатину. На новенького нападают. Ты простынку покажи «нашей Изергиль».Она за каждого раздавленного клопа цену за проживание снижает. Пять копеек за штуку. Через денька два привыкнешь, отстанут они от тебя.
Я горько вздохнул: «К концу месяца мне бабка будет должна».
Парни сказали, что почти каждое воскресенье делают дезинфекцию, но это мало помогает. Клопы путешествуют под обоями, таятся в щелях перегородок, ничем не извести. Утешили: «Потом признают за своего и беспокоить почти не будут".
Сон был нарушен, потекла беседа.Хлопцы рассказали, что на все просьбы убрать или не заводить «эти ходики» бабка отвечает категорическим отказом. Говорит, это вещь напоминает сыновей, старшего и младшенького, которых давно нет в живых.
- Мы даже будили несколько раз старушку ,перед тем как часы начинали бить, сами строились в шеренгу, её приглашали стать рядом. Хозяйка становилась в строй, покорно выслушивала все
двенадцать ударов. Но часы не убирались и исправно заводились ею.
Я понял, что демократичность старушки не имеет границ. Можно на голове ходить – не выгонит.
О судьбе сыновей хозяйки ребята ничего не могли рассказать. Меня же это заинтересовало.
Через какое-то время представился случай узнать, какая связь между часами и судьбой обоих сыновей Татьяны Григорьевны.
Так получилось, что очередную плату за жильё я принёс на два дня позже, зашёл на её половину. Хозяйка сидела за столом с дворником, он часто захаживал к ней. На столе стояла откупоренная бутылка водки, и стаканы, уже пустые. Что старуха выпивала говорили ребята, но пьяной я её никогда не видел.
-Присаживайся, Володька. Тебя вроде так зовут? Помянем моего младшенького ... Андрейку.
Я присел за стол. Вопросительно посмотрел на уже довольно пьяненького дворника.
-Расскажи, расскажи свою историю, Татьяна Григорьевна, – молвил тот.
Хозяйка вздохнула, начала рассказывать.
У неё было два сына. Старший Иван и младшенький Андрей(четыре года разница). Отец, мастер на заводе, погиб в результате несчастного случая. Тяжело было растить детей, но выдюжила, двужильная. И всё бы ничего, да на несчастье смута пришла в город, разделила людей. Старший к красным подался, младшенький к противоположным примкнул. Погромы в городе, стрельба по ночам. В один из вечеров младшенький приволок эти красивые часы. Споры между братьями были, до кулаков. Да время помирило. Старшего Ивана расстреляли белые, младшенького расстреляли красные, когда их власть пришла.
-У красной стены вашего университета. Почему-то это место нравилось и белым и красным... для расстрелов. –глаза старухи оставались сухими- Сегодня же вынесем часы из квартиры. Не распределить мне, кто прав, кто виноват был.
Через недельку дали мне место в общежитии, в большой при оконной нише, отгороженной от общего коридора фанерой, оклеенной синенькими обоями.
Позже, через год, я захотел повидать Татьяну Григорьевну. Подвальное помещение было переделано под каптёрки для нужд жителей дома . Самой бывшей хозяйки уже не было на этом белом свете.