О книге Игоря Гонохова «Перепончатокрылое небо».
В моей жизни были встречи, которые оставили удивление и восхищение.
Качок-бандит из девяностых, обожающий живопись экспрессионистов; сантехник-философ, который не только цитировал Гегеля и Шопенгауэра, но знавший их глубоко; и недавняя радость – знакомство с поэтом Игорем Гоноховым…
Книга, которую он мне подарил, стала большим удивлением и радостью, и сегодня я попытаюсь рассказать, что меня так удивило и обрадовало.
Когда ты сталкиваешься с приятным, но ожидаемым, в душе возникает теплое чувство удовлетворения: я так и думал!
Но, представьте себе то, что ты не ожидаешь, а это происходит: так, Господь лепит огненное подобие снежка, запускает его на небо, и этими же руками принимается лепить из глины человека, с глазами, ушами, и прочими мелкими по вселенским масштабам, частями тела.
Так, большими натруженными пальцами складывается мельчайшие детали мозаики, так Гулливер плетет нежное кружево для королевы Лиллипутии…
Игорь Гонохов большой, похожий на матерого медведя, и он – тонкий и нежный, внимательный и добрый. И это очень гармонично.
Он видит красоту и жизнь в обыденных деталях: в тяжести постиранного белья, пустой банке из-под колы, краснеющей на голых ветках клена, слышит пение сирен у свиристелей…И при этом эти картины, эти произведения искусства, это чудо полны, казалось бы, непоэтичными деталями и образами, которые делают их не просто похожими на жизнь, но самой жизнью. Герой, который ест «пельмени с бульоном», или» водка в стеклянном стакане», или «коробок из под спичек» - это не избыточность, это точность рисунка.
При этом, в стихах нет разделения: это – лирический герой, а вот это – автор. Герой стихотворений, такой же большой, естественный, настоящий житель Подмосковья, которому, чтобы выжить в рабочем пригороде, надо было уметь то же, что и другие: солить грибы, владеть заточкой, пить водку и создавать что-то нужное своими руками.
При этом он цельный, не однобокий: он может забацать «Мурку» на расстроенном пианино, а после, настроив его, сыграть Шопена.
Меня не отпускает образ: поэта, волей судьбы ставшего лесорубом и (условно!) лесоруба, ставшего тонким, внимательным поэтом. Возможно, этот образ пришел из-за очень близкого к Игорю Заболоцкого, возможно, есть и более тонкая, кармическая связь.
При этом, поэту нет нужны «понтоваться», делая свою речь, свой язык «приблатненным» или босяцким, чем грешили некоторые поэты из хороших, интеллигентных семей, создавая миф собственной жизни.
Он не пытается «сказать подружкам фразу на эльфийском языке». Его речь может быть груба и естественна, может быть нежна и лирична. В его описании одуванчики могут телепортироваться, а герой заходит за трансформаторную будку не для лучшего обзора вдохновляющего пейзажа, а просто, по-человечески, поссать…Он может слушать шансон, Лепса и Штрауса: он достаточно силен, чтобы быть разным, чтобы быть самим собой.
И стихи его сильны и гармоничны: тонкие пейзажи, размышления о жизни и рассказы о случайности в жизни лирического героя – все это дает не одностороннюю, общую повесть жизни. Эта повесть полна улыбкой удивления, восхищения, принятия окружающего мира. Нет в стихотворениях Игоря злости, ненависти; есть печаль, что мир не совершенен. Но, он его принимает и таким, таким несовершенным и красивым…Как ребенок, который принимает все и верит всему
ни коровы теперь, ни машины,
только надпись: совхоз «Большевик».
всё опутал горошек мышиный,
захватил все поля борщевик.
а из тех, кто вколачивал гвозди,
строил ферму и сельский уют,
половина – уже на погосте,
остальные – пока ещё – пьют.
так похожа на символ разрухи
близ колодца худая байда.
не маши пролетающей мухе
красной лапкой своей – лебеда.
даже в храм за песчаной губою,
что красуется лет эдак – сто,
городские – на праздник – гурьбою,
а из местных обычно – никто.
и рассказывал прапорщик с дачи,
как, из храмовой выйдя стены,
у воды кто-то встанет и плачет
в сердцевине ночной тишины.
Есть еще одна, удивительная вещь: в стихотворениях Игоря все, эмоции, деревья, погода, даже душа – всё живое, чем-то похожее на человека: «душе отдавили мизинец» или вот, небольшой, совершенно чудесный текст:
дочка-болячка, сынок-заточка
взяли судьбу примотали скотчем
где-то в Нахабино к батарее,
будешь, мамаша, теперь добрее.
резали, жгли, пинали, кололи,
чтоб подписала лучшую долю.
но у судьбы немеряно силы:
вырвалась – напрочь ребят загасила.
Удивительно, на даже такие, «криминальные» тексты полны жизненной и философской глубины!
Моё любимое стихотворение Игоря в этой книге – «Никто». Этот текст полон деталей, глубок и связан с нашей сегодняшней жизнью, которая, по сути, повторяет то, что уже было. И мифический Одиссей, живи он сегодня, вполне возможно, был бы ветераном какой-нибудь локальной войны, уркой и бродягой, ищущим свой дом. И спутники его, и те, кто встретился на пути – они, и живые, настоящие… Такие, как все стихотворения Игоря, такие, как, я надеюсь, будут новые его стихи и книги.
Мне сорок шесть. По жизни я – Никто.
Стою в пивной, со мною хрен в пальто.
Ещё два чела мутного разлива.
Одна тарань, четыре кружки пива.
Двум челам ночью был фартовый знак,
Зовут на дело, знают, что верняк.
А мне плевать на их блатные знаки
Мне хоть на брюхе, только б до Итаки.
Я столько шёл, по ходу столько видел!
Врагов при власти и друзей в Аиде.
Отмазался от смерти, на потом,
Не раньше, чем вернусь обратно в дом.
Тут хрен в пальто сказал: плохое дело,
Совсем моя подруга озвиздела,
У ней же хахали... Такая фря!
Пока не трону. Я подумал – зря.
И посредине этого рассказа
Подходит к нам громадный, одноглазый,
Не человек – чудовище, как есть –
Гора горою, под рубахой – шерсть.
Печаль по кружкам, говорит, разлита
На четверых. Я вижу: два бандита,
Угрюмый хрен в коричневом пальто.
Тебя не знаю. Как зовут? – Никто!
Никто – ответил я – стою, не прячусь,
Пусть Полифем ты, люди много злей.
Не брезгуй, выпей с нами за удачу
И, усмехнувшись, он кивнул – налей!
Налил сполна, слежу за монстром в оба.
(Махнул тому, в пальто, не трогать нож) ...
А сам решил – циклоп твоя утроба,
Прочна, как жбан, но нас не перепьёшь...
.....................................
Поймай меня, попробуй. Я – Никто.
Разоблачи по стершимся приметам.
Я уношусь на угнанном авто
Сквозь километры мглистого рассвета.
В порту Эгейском люди подсобят.
Я волен, хоть и спаян с остальными.
Как хорошо, что не сложилось имя,
(Иначе вовсе не найти себя).
Когда вернусь, тогда придёт само
Спокойствие – забуду штормы, драки,
Богов, полубогов, героев, мо...
Нет, море буду помнить и в Итаке...
P.S. К сожалению, книга вышла очень маленьким тиражом, но все, кого заинтересовала замечательная поэтика Игоря, думаю, найдут способ познакомиться с ней ближе….
Страничка Игоря на Стихи Ру: http://www.stihi.ru/avtor/2067ig