Где магазины, разные прилавки,
Где шум и гам детей, игривый двор,
У старенькой заброшенной палатки
Мальчишка маленький с собой вёл разговор:
"И почему для всех я враг, изгой?
Ко мне на десять метров не подходят.
Чем я их хуже? Разве я другой?
Лишь только в детский сад меня не водят."
Когда сжимал он булку маленькой рукой,
Казалось, что заплачет. Он держался.
А дети были правы, он другой
И многим от ребят тех отличался.
Давно ушла из жизни его мать,
Он сиротой остался бесприютной,
И негде ему было ночевать,
И жизнь казалась менее уютной.
Совсем один полгода он скитался.
Питаться нечем, негде жить.
Дружить с ребятами дворовыми пытался,
Но те лишь принимались его бить.
Он никогда не плачет. Почему?
А он не видел в жизни ничего другого.
И жизнь обычной кажется ему,
Не видит мальчик общества дурного.
Ему совсем не десять, и не семь.
Ему лишь пять отроду полных лет.
А он здоровается, радуется всем
И ценит каждый жизненный момент.
Он вовсе не ребёнок - он малыш,
Но в глазках детских не наивность, не игра.
Там на душе шуршит немаленькая мышь,
Там ожиданье слов: "Сынок, домой пора."
Серьёзность взрослого, побитого судьбою
Во взгляде одинокого дитя,
И сколько жизнь продержится такою?
Сколько душа продержится твоя?
И в некоторый раз какая-то мамаша,
Крича на непослушное дитя,
На мальчика рукой своей укажет:
"Будешь как он, коль не послушаешь меня!"
Все ходят, молвят под одну гребёнку
Им лишь бы посудачить меж собой.
Они, увы, не знают, что ребёнку
С рождения не повезло с судьбой..
Они не знают что такое голод,
Не знают как в душе бывает колко,
Когда не мама, а колючий холод
В объятьях жарких держит очень долго.
Мы жертвы "модных" и "крутейших" гонок,
И каждый выделиться хочет средь толпы.
А брошенный и маленький ребёнок
Мечтает быть таким, как я, таким, как ты.