истуканом застыло небо
в серой дымке кончины дня.
и луны пожелтевший слепок
смотрит звездами сквозь меня.
и тревога.
тревога жизни,
мерным светом фонарных глаз,
приближает метельность тризны.
паром выйдут останки фраз,
о которых никто не вспомнит.
ни сегодня. ни век спустя.
мне зима снегом вены полнит,
отмеряя запрет дождя -
быть невольным халдеем строчек
желтой пассии небытия.
да скорее б поставить точку
в той главе, где сны без тебя.
где в рождении муки жизни,
а в посмертьи цветы ли.
тлен.
ноутбук, перегревшись, виснет,
и зимы перманентный плен
вяжет глотку промерзлой водкой,
режет вены снегами дней.
телефон, называясь соткой,
шлет бессвязность моих речей.
видно, город, давно привыкший,
к сбоям связи моей души,
посылает фонарных рикшей,
чтобы в ночь сквозь снега везти
в полумрак разрешенных странствий,
к окоему твоей любви...
занимает зима пространство
приближающейся весны.