Поубавилось стремления к богатству,
хоть и помню, что халявы в мире нет.
Прежний хлеб жую и прежнюю колбаску;
прежних пятен гистограмма на мотне.
Труд Багрицкого бездельем не считался –
впрочем, я сейчас об этом чисто вскользь.
Не нашлось в моей норе неандертальца
работящей популяции стрекоз.
Но, возможно, после всех благоустройств
ты, поняв, что мотылёк – не калька пчёлки,
подойдёшь на скромный праздник без ночёвки
и от бабочек озвучишь меньший спрос.
Государству наверстать бы по культуре
от Советского Союза с полгвоздя
и, очнувшись мамонтёнком в Порт-Артуре,
убедиться, что облезешь, птиц стыдя.
Доля волка – кожура от апельсина
в помощь мёрзнущему в проруби хвосту.
Для тебя – не исключаю – объяснимы
все прыжки его и вскрики в высоту.
Просто так – чтоб возле линий обороны
страстотерпцев-пирожков от пахлавы
кто-то крикнул: «Глянь! Волчина беспородный
дамским сальто прыгнул выше головы!»
Нет, не прыгнул он. Прилёг среди календул,
махаончиков на завтрак половил,
ибо шарика воздушного в аренду
лишь одну дают из сладких половин.
Не от лени это и не от гордыни –
просто, как бы бочку нервов ни трясло,
бизнесменшей обернуться балерине
как-то слишком не в пузырь и не в дупло.