Домовой
В доме непривычно пусто, мебель вывезли почти.
Где-то кот зевнул до хруста – за тюками не найти.
Правда, их осталось мало, непригляден интерьер –
даже ночь чернее стала без узорчатых портьер.
Стул задрал кривые ножки – все пружины напоказ...
Домовой раскис немножко: «Уезжают... Вот те раз!
Столько лет прожили вместе. Ишь, удумали чего!» –
И глаза на мокром месте целый вечер у него.
– Ну, шалил... ну, было дело (так, понятно, не со зла)...
А душа за всех болела... И, поди ж ты, приросла...
Если и нанёс урон им, то не больше чем сквозняк:
всё же я не посторонний, а проказил – просто так...
Уезжают... завтра... в восемь. Видно, что не до меня...
Неужели правда, бросят? А ведь мы почти родня...
Вот такого (врать не буду) не найти им днём с огнём.
Новый дом, я слышал, – чудо... Вот и славно... Обживём!
Где тут кладь полупустая? Помещусь наискосок...
Так и въехал... прижимая мой исчезнувший носок.
Стишок про Машу.
Дед на час ушёл к знакомым
и оставил Машу дома.
Маша - мышка, Маша-зайка
целый час была хозяйкой –
занималась сотней дел…
Дед пришёл и обомлел:
со стола исчезли сушки,
у кота в варенье ушки,
бывший в миске винегрет,
гордо вышел на паркет…
Маша тоже при параде –
вся, как есть, в губной помаде.
…Деду стиснуло «дыхалку».
Маше стало деда жалко:
не прийти в себя ему,
всё «Зачем?», да «Почему?»
Ласково сказала внучка:
– Ты, дедуля, почемучка!
Вот сейчас, как… обниму,
потому что… потому!
Шесть тридцать
Спешил рассвет румян и светел
взойти на трон;
дышал цветами тёплый ветер,
вплетаясь в сон.
Порхали тени обещаний,
как птичий пух
и дивной музыки звучанье
ласкало слух.
В безумном вихре вдохновенья
скрипач играл;
манили чудные виденья
к себе на бал.
Искрились танцы в центре зала
один… другой…
И только я не танцевала —
ах, боже мой!
Стояла в облаке надежды,
смотрела в пол.
И кто-то трепетный и нежный
вдруг подошёл.
Легко коснулся он запястья,
позвал в полёт…
Но… осквернил будильник счастье
в шесть тридцать. Вот!
Деду Морозу, с неудовольствием…
Катится по камешкам
речка через зиму.
Лес уныл по краешкам
невообразимо:
нет следов метелицы,
нет сугробов белых,
дождь январский стелется –
виданное ль дело?!
Прямо с поздней осени
Дед Мороз не в духе –
все дела забросил он,
стал толстеть от скуки.
Как-то, нежась в спаленке,
вспомнил: — Что там с лесом?
Влез в тулуп и валенки,
только… в дверь не влез он!
Бился дед натужливо.
Вырвался наружу,
чтобы час выуживать
валенки из лужи....
Как же он ерошился:
— Это, что ж творится?
Надо б, по-хорошему,
льдом сковать водицу!
Да смирить бы речку то –
хватит ей елозить,
как дитю беспечному!
Нешто… заморозить?
Нешто, дали дальние
свежим снегом выстлать?
…Ох, вернусь-ка в спальню я –
ну их, эти мысли!