А потом отпечаток пощёчины
стыл на морозе.
Изумленье из глаз улетело
за краешек дня.
Не привыкшая к боли,
совсем не привыкшая к прозе…
Утешенье давало советы,
под сердцем садня.
Отпечаток щеки на ладони
ничем не смывался –
ни водой, ни слезами,
ни даже горячим вином.
Чтобы он не исчез,
чтобы он на века оставался,
я ладонь приложила
к строке, что считала стихом.
Но, в перчатку ладонь облачённая,
боль потеряла,
безразличным движеньем
смахнула с ушедшего пыль.
Мне казалось,
я что-то другое искала,
а пока обрела
лишь манеру иную и стиль.
Но и всё же… Пощёчины этой
неверное свойство –
отпечатком остаться,
как будто мемории текст –
до сих пор вызывает
смешное во мне беспокойство,
словно действие это
пришло из неправильных мест,
не при тех обстоятельствах
и без особой причины,
и рукой будто правило
скопище чьих-то обид.
Но остался тот взгляд,
что на краешке дня в вечность сгинул.
И насмешливый взор,
что Фемиду богинею чтит.