Неужели никто не избавит меня от этого строптивого попа?
Генрих Второй Плантагенет
Вся Англия в дыму! Берись, за меч
потомок славы преданных. О, Генрих!
Я знаю, как торжественен твой гений,
что зиждется на воле и упрямстве.
Прошу, взгляни вокруг же! И заметь,
что среди всех, лишь мы в одной упряжке.
Ты победишь! Терпи теперь! Уж скоро,
ты прокричишь воинственно: "За смерть
всей вражьей своры!"
И ты ворвёшься в Англию. И путь,
что был так утомителен и долог
закончится навек. Но чувство долга,
с которым ты пришел на эти земли,
поселится в душе. Так пусть же! Пусть
цветут сады и буйствует вся зелень
во славу нашей родины. Подумай,
как мы её лишили тяжких пут
Фортуны.
Ты станешь королём! И шаткий трон
удержится на месте. Из политик,
твоя пронзит все прочие. Пой, лирик,
о том, как вдалеке наследник трона
на громкий крик французов: "Нет, не тронь
рук нашей королевы!"
Всё же тронет.
(Людовику наставив всё, что можно)
Тогда-то, Генрих, твой спокойный тон
обрящит мощность.
Но это будет только до поры.
Твой главный бой, конечно, будет с теми,
кто спит в церквях. К несчастью, их-то стены
ломать сложней всего. Для нас их вера -
крысиный яд, бесцветные пары
дурманящие головы. Их верность
мы никогда не выкупим. Сквозь ругань,
пытаясь приструнить её порыв,
ты совершишь ошибку - веря другу.
И он возглавит церковь. И затем
предаст тебя. Такая ложь и дерзость
взрастит в тебе: и ненависть, и детскость
обиды на ближайшего. Запомни,
что я не разделял твоих затей,
но всё же, ты признателен за помощь
в твоих делах.
Под тяжестью короны,
всю горечь дней предательством запей
одним коротким...
И рыцари ворвавшись ночью в храм
на крик его, ответят лишь мечами.
И эта ночь запомнится в мельчайших
подробностях, как ночь расправы с тем, с кем
ты некогда делит вино и храп;
с кем мир был так велик, но было тесно,
лишь вам двоим. В тебе такие раны,
что хочется кричат: "Мой Бог, не рань!" -
и плакать в храме.
Однажды так заплакав, ты ни с кем
не говоря, в конечном счёте, понял,
что лишь война, лишь шествие на конях
способны приглушить всё буйство горя.
И то, что там пульсирует в виске,
наверное, какое-то там море,
что не открыто... Море обреченных.
И ты рисуешь пальцем на песке
лицо убитого, но несколько нечётко.
Война в разгаре. Враг насколько слаб,
что ты решил: весь мир падёт к престолу
Плантагенетов. Паника и стоны
тебя уже не тронут. Будь покоен.
И ночью, среди факелов и ламп,
ты будешь размышлять о крупных войнах.
Ты так беспечен внутренне, потом как,
тебе боятся нужно хищных лап
потомков.
И всё пойдёт не так. И в мрачный день,
ты спешишься. И гордо бросишь в лужу
большие сапоги. И видя ужас
в глазах простолюдинов, как паломник
пойдешь по мостовой. Ох, сколько дел
ты не решил. Но там же, у колонны,
ты скажешь всем монахам: "Что же, бейте!
Так как секут монахи падших дев
в Тибете!"
И ты покаешься. Но будет скорый бой
с твоим же средним сыном.(Ричард! Ричард!)
Твоё правленье - знаковая притча,
что выстоит века, и будет - искрой.
Не знаю уж, за что дарует Бог
предателей в семье. Ты будешь избран,
и предан сыновьями. Впрочем, мать их
ничуть не лучше. Внутренняя боль
тебя сломает.
И сын захватит трон. И будет бунт.
И ты пред ним, воскликнешь: "Бог не стерпит
предательства! И будет перед стервой,
что я считал женой, суров и страшен.
И если, правда, мертвые в гробу
движимы от поступков. Знай же! Знай же,
(и как бы вы там Бога не молили)
что это я. И я ещё скребусь
в могиле".