Логика Февральской революций

Евгений Петрович Свидченко
                «Февральская революция: что это было?» – краткий логический конспект лекции
                Епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова).

«Во всем свете у нас только 2 верных союзника, — любил он говорить своим министрам Александр III: — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас».

Огромные богатства России слишком лакомый пирог для акул капитализма. Наибольшую угрозу представляет их попытка свергнуть Россию изнутри, с помощью разрушения общественного иммунитета.

Для этого внедряются массонские тайные общества, как это было в дореволюционной России или неправительственные организации, как это сейчас, развращается и подкупается и вербуется элита.

Рузвельт говорил: «В политике ничего не происходит случайно. Если что-то случилось, то так было задумано».

«Царь был свергнут революцией, которую поддержала Антанта» (Главнокомандущий германской армией генерал Людендорф).

Не была ли она ими организована?

«Россия может быть побеждена только собственной слабостью и действием внутренних раздоров»(руководитель генерального германского штаба фон Клаузевиц). На это и была нацелена деятельность британской разведки, а немецкой разведке было значительно труднее, с ними россияне воевали.

Был подготовлен заговор: Милюков, Керенский (руководитель масонских лож России), Гучков, Родзянко, генералы Алексеев, Рузский, Эверт, Сахаров, Брусилов… Это великие князья, ближайшие родственники Николая, это наша отечественная, русская и российская интеллигенция – общество. Это пресса. Это люди, не принадлежащие к подданству Российской империи…

«Ни один народ не поддаётся так легко внушению, как народ русский» (посол Французской Республики с Петрограде Морис Палеолог).

И 8 марта, в Международный женский день (23 февраля по старому стилю), женщины выходят на улицы организованно, с детьми. А мы помним слова Рузвельта: «В политике ничего не происходит случайно. Если что-то случилось, это было задумано». Выводят женщин и детей на улицы, и они начинают громить полные хлеба магазины с воплями: «Хлеба! Хлеба!» Безумие.

Французский резидент – мы будем сейчас ссылаться на его донесения в Париж, во французскую разведку – описывает (это цитата), «как люди, бывшие на службе в английской разведке, раздавали деньги рабочим, которые выходили на демонстрации; платили за то, чтобы они не выходили на работу».

И тут же происходят вообще странные вещи. Путиловский завод (самый обеспеченный военными заказами, элита рабочего класса, самые высокие заработные платы) – небольшой конфликт с администрацией, они просят повышения зарплаты, администрация начинает с ними вести переговоры… И вдруг, как по приказу, увольняет всех петроградских рабочих (на всякий случай: это военное предприятие, военное время), и 36 тысяч человек, здоровых мужчин, оказываются без работы на улице и без брони. Их берут в армию, сейчас их повезут на фронт.

Татьяна Боткина, современница этих событий, пишет: «Рабочие бастовали, ходили толпами по улицам, ломали трамваи, фонарные столбы, убивали городовых – причем убивали зверски, и, как ни поразительно, женщины расправлялись с этими служителями порядка. Причины этих беспорядков никому не были ясны. Пойманных забастовщиков усердно расспрашивали, почему они начали всю эту переделку. Был ответ: “А мы сами не знаем. Нам надавали трешниц и говорят: бей трамваи и городовых. Ну, мы и били”».

К забастовщикам присоединился петроградский гарнизон, который был расквартирован в городе и представлял собой не военных, уже повоевавших, а новобранцев. Причем многие из них были матросами – это самая революционная часть армии.

«Трон Романовых пал не под напором предтеч советов или же юношей-бомбистов, но носителей аристократических фамилий, придворных званий, банкиров, издателей, аристократов, профессоров и других общественных деятелей, живущих щедротами империи (кстати сказать, половина всех будущих террористов-бомбистов финансировалась либо русской прессой, либо русским правительством). Царь сумел бы удовлетворить нужды русских рабочих и крестьян, полиция справилась бы с террористами, но было совершенно напрасным трудом пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в книгу самых знатных дворянских родов, оппозиционным бюрократам, воспитанным в русских университетах. Как надо было поступить с теми великосветскими русскими дамами, которые по целым дням ездили из дома в дом и распространяли самые гнусные слухи про царя и царицу? Как надо было поступить в отношении тех двух отпрысков стариннейшего рода князей Долгоруких, которые присоединились к врагам монархии? Что надо было сделать с ректором Московского университета, который превратил это старейшее русское высшее учебное заведение в рассадник революционеров? Что следовало сделать с графом Витте, председателем Совета министров в 1905–1906 годах, специальностью которого было снабжать газетных репортеров скандальными историями, дискредитирующими царскую семью? Что следовало сделать с нашими газетами, которые встречали ликованием наши неудачи на японском фронте? Как надо было поступить с членами Государственной думы, которые с радостными лицами слушали сплетни клеветников, клявшихся, что между Царским Селом и ставкой Гинденбурга существует беспроволочный телеграф? Что следовало сделать с теми командующими, вверенными царем армии, которые интересовались нарастанием антимонархических стремлений в тылу армии более, чем победой над немцами на фронте? Описание противоправительственной деятельности русской аристократии и интеллигенции могло бы составить толстый том, который следовало бы посвятить эмигрантам, оплакивающим на улицах европейских городов доброе старое время»( великий князь Александр Михайлович Романов).

Император Николай II даровал свободы, отсутствие цензуры, даровал парламент – Государственную думу, но не смог создать механизма, управляющего над возможными деструкциями, которые возникали в результате отмены цензуры, в результате работы парламентариев.

Милюков, министр иностранных дел в первом Временном правительстве Львова, откровенно свидетельствовал: «Вы знаете, что твердое решение воспользоваться войной для производства переворота было предпринято нами вскоре после начала этой войны. Заметьте также, что знать больше мы не могли, ибо знали, что в конце апреля или начале мая наша армия должна была перейти в наступление, в результате коего сразу в корне прекратились бы всякие намеки на недовольство и что вызвало бы в стране взрыв патриотизма и ликования».

Но Николай II не контролирует ситуацию.

«Закрой Думу на время, там чистый рассадник революции (мы все это видим), арестуй Гучкова, который ездил по всем фронтам и агитировал военных на переворот, арестуй Рузского, останови их, иначе все будет совсем плохо», - писала Александра Федоровна после Брусиловского прорыва, но Николай II, самодержец, этого не сделал.

«Россию сгубили сплетни. Цензура была отменена в 1906 году, и вдруг пресса и тогда, и позже, и во время войны наводняется огромным количеством совершенно жутких сплетен…»( Солоневич, публицист). Мы могли бы назвать это сегодня информационной войной, разрущающей общественный иммунитет.

Слухи вместо веры. Интригу заварил генерал Алексеев, начальник Генштаба, с помощью тех людей, которые его направляли, в частности Александра Гучкова, богатейшего человека России Родзянко. Они составили такую телеграмму командующим фронтами, что представили положение абсолютно безвыходным, а выход из положения обрисовали только один – отречение императора Николая II.

Когда мы будем говорить о множестве причин, связанных с кризисом 1917 года, то никогда не должны забывать, что это всего лишь те вирусы и бактерии, размножившиеся благодаря благоприятным условиям сниженного общественного, политического, социального, духовного иммунитета, который попустили мы сами. И есть такой духовный закон: никогда не ищи виновников на стороне, знай – виноват всегда в первую очередь ты.