Годовщина
Хорошо, что я солнце сыновнею страстью люблю.
Обнимаю, как пращура и как златую праматерь.
Раскудрявились в августе шишки на буйном хмелю,
и парит жарко-синих небес самобранная скатерть.
И пасутся на ней жеребята, цветут облака,
и плодятся сады - то шафраном, то снежным наливом.
Хорошо, что я жив, моё солнце, доднесь. И пока
не стенаю над жизнью пустой, над собою ленивым.
"Хорошо, а не плохо!" - так Мао с небес щебетал
языком императорским, птичьим и смертолюбивым...
Снова залиты солнцем Благбаз и Пивденный вокзал,
и стригун из игривого мая становится сивым
мускулистым конём. А мускатного августа пот
пахнет пахотой тяжкой и радостью кратко-обманной.
Хорошо, цезарь мой, что надменного времени ход
над минутой любовной не властен - счастливой и странной.
Чем и вымою душу, как не искромётным дождём,
чем и высушу слёзы, как не благодатью Ярилы!
"Поживём чуть подольше,
потерпим, сынок, подождём." -
голос неньки всё нежен из той, августовской, могилы...