Серафим Парадизов. ПОГОВОРИЛИ
– Алло!
– Ба, привет!
– Здравствуй! Цалую!
– Ба, не поверишь, мы выбрали лужайку такую уютную... Рядом речка, тут же березки вразбежку. . . Лодка, грибки, сол-нечные ванны, песочек на берегу. Клево! Вторую неделю отдыха-ем. Хотели к тебе, да все дела...
– Когда мы с тобой, внучка, виделись в последний раз? Годков никак пять уж с той поры прошло. Я совсем уж развалина. Старая стала, износилась до дыр. Худая как лещетка, ни руки, ни ноги уже не держат, ось в спине покосилась, на бок кренит.
Как вспомню, что было-то, когда тебя с Васькой на ноги поднимала, аж мороз по коже...
Родители-то ваши, помяни в добрый час, не убереглись, вместе в той проклятой машине погибли. А я осталась с вами на руках одна-одинешенька. Да ничего, в силе еще была, не убоялась трудностей. И работу на производстве тянула, и дом на себе тащила, кур, коз водила. Крутилась как белка а колесе.
– Ба, мы здесь тоже без продыху! Весь день то на природе, то в очереди за мороженым, за овощами. Вечером - шашлык, костерок. Торчим вроде неплохо. Прикид себе новый приобрела, вон купальник купила, бикини называется. Он узенький такой, как месяц на исходе. Спереди и сзади насквозь просвечивается.
– Ба, недавно у нас облом случился. Кинулись в какой-то сад яблок поразжиться, а там охрана крутая. Но ничего, уцелели. А на днях хотели на халяву одного чувака послушать, поёт хорошо. А он перед концертом лопухнулся, передозировку допустил, враз жмуриком стал.
– Что ты там несёшь, лишь одной тебе понятно. Я-то, когда вы ещё маленькие были, в нитку вытягивалась, чтобы обрядить вас к школе. То форму куплю, то обувку, галстуки пионерские, книжки новые, карандаши всякие.
Позже, когда уже в подростках ходили, костюмы, платья справляла. Старалась, чтобы все было не хуже, чем у людей. Помнишь, когда Ваську в армию отправляли, считай, пол-округи сбежалось на проводы посмотреть. Соседи, совсем незнакомые люди спасибо мне говорили за заботу о вас, сиротах. Да и ты, помню, все юлила передо мной, ластилась, как кошка перед обедом, обещала стать мне опорой. А что получилось из этого?
Я уже устала ходить и дышать стало тяжело, как на сносях. Да и дома все сикось-накось пошло, табуретки и те разъезжаются, рассыпаются вдрызг, диван провалился, загородка у дома того гляди кого придавит, валится, к земле припадает. Мебель в труху превращается, струится из нее что-то, гниль какая-то. Да и та, так еще ска-зать, - откуда серванту или шкафу какому крепкими быть. Они и снову-то только на вид глаз радовали, мастерили-то их из отходов всяких. Известно, у нас только заборы из досок делают, а мебель - из опилок. Вот все и рушится.
– Ба, погоди! Ты киви пробовала? Нет? Прямо скажу - не в масть. Наши сливы лучше. Тут сосед по лужайке с попугаем отдыхает, я прямо тащусь от этой птицы. Забавная... Нынче вечером, наверное, потусуемся за деревьями Ну, музыка там всякая, базар негромкий... Прикольно!
– Слыхала я вашу музыку. Под нее только ведьм на шабаш скликать. Бывало мой муж, давно покойный, дед твой Егор, перед домом на закате дня растянет меха своей «любительской», переберет лады и такую игру закатит, аж ракиты в пляс пускались. А ты «тащусь от птицы». Что тебе подеялось, что ли? Ай накурилась до одури? Плетешь незнамо что. Не тошнит тебя случаем?
Меня, допустим, мутит от другого - от братика твоего Васьки. Когда еще на работу ходил, ничего не скажу, попивал малость. Но, как говорят, с рук сходило. А как «контору» их закрыли, совсем озверел. Не пьет, а прямо-таки жрет все то, что горит. Нынче бабы какую только самогонку не придумывают: и с курьяком, и с табаком. Мухи, поди, дохнут от нее, а Ваське хоть бы хны. Правда, только синючий дюже стал и пухлый. Руки ходуном ходят, а за стаканом тянется.
Сначала ругала, стыдила его. А теперь уже и этого не делаю. Только молчу и плачу. А он охамел окончательно. Дошло до того, что внучек в мой кошелек с головою залез. Как только отлучусь куда на малость времени, потом вернусь домой, сунусь за деньгами, а их там кот наплакал. Половинит мою пенсию внучек. Куда только я ее от него не хоронила: и под подушку, и за батарею клала… Всюду унюхает, отовсюду утащит. По правде сказать, и вороватьто нечего. Пенсия - стыдоба одна, мышам на крупу не хватит. За свет, газ заплачу и, считай, до другого месяца на одном хлебе сижу. Ободрало нас государство, как липку. На словах правители нас вроде как елеем мажут, а на деле кожу сдирают. Налоги растут постоянно, цены на все подняли до небес, а нам, как подачку, рублей несколько в год дадут и глаголят об этом на всю вселенную.
Вроде свои, а хуже супостатов стали. А еще чего учудили?! В свое время отложила я деньжонок про черный день. Как и полагается, в Сбербанк их отнесла. Недавно слышу - компенсацию выдают. Пошла в банк, стала там в очередь В день выдачи чин-чинарем пришла туда к открытию, а там столпотворение. Нет бы номерки учредить, по ним приблизительно время назначить. Куда там! Согнали людей гуртом, как скотину в варок. Жара спасу нет, воздуху - ни на глоток. Липко, вязко, противно. У меня голова кругом пошла, плохо стало. Спасибо у одной женщины с собой нашатырь оказался. Отходили меня, на улицу вывели, под акацию посадили, вроде как в тенек, а в теньке в том, как в бане - сушь, пекло...
Никакой компенсации я, значит, пока не получила. Жду, может ты ко мне подъедешь, вместе сходили бы. А то ты только и знаешь - словами стрелять, Проку-то никакого
– Ба, ну ты опять за свое. Все тебе не так, да не этак. Ладно, увидимся как-нибудь. А лопатник-то при себе держи, так лучше будет. Пока. Прощай.
– Цалую… Поговорили…
Об авторе: http://www.stihi.ru/2017/11/14/10118