когда взволнованное новое
накатит к самой кромке лба
и поиграется основами,
и воспротивится судьба
повседневь, этот спуск
горный, плавная, мехом
устланная
наэлектризованным, вокруг стопы
рыбий хребет, бровь.
Чушь, симулякр уже до г ма.
Догма подавно.
Вот так достаток огромный.
Ансамбль зелени, и двойственности вящей.
Резцом Оккама не подогнан холм, но ящик
по содержанию. И, если бы не брак,
так мило было, замечательно. А как?
Орешки отрицания, а может, и
почему бы нет. Not -- not -- nut -- nuts.
Решки неприятия условные,
а орлы -- скупая пустота-с.
Ансамбль зелени, сигарный выхлоп.
В мареве кустов плыть, неожиданно становишься затем на
колёса и ходули. Расфокусировки вящей
велосипед. Зелени подавленной ансамбль.
Свет зажги, чтоб я тебя наметил; право
слово, мы с тобой едва знакомы, чтоб
распознать в сенях, впотьмах один другого,
но эйнштейнианский, заявляю проб
и ошибок стоимостью, универсум,
загнивающий и сам капитализм,
на исходе в хвост и гриву
реализации, вынуждает свет рано зажигать. А там пошло-поехало. Под теравадской кислотой не разбираешь, кто тут кто.
В пространстве долго свет не зажигают.
Окрестность – нет, не так, а:
окружность по подсветке умирает, –
вот так, – с иврита калька.
Сжимается, возможно, раздается,
а толку? На окраинах
без перемен. Как поглощение сердцем
тех очевидно явных
течений двойственных, что омывают-
окатывают свёрток
печёнки сердца. Удовольствие от
расширения и сжатия под кромкой. Порода иррационального в глубоком неисследуемом до конца бессмысленного море.
Если что-то захватывает тебя, если вдруг показалось, становишься лучше, если время в движение ни с того ни с сего пришло, ты, что называется, во власти иллюзии, старины навязанной; вернее оставаться там, где стоишь (чем совершать назад шаг – шаг за грань, в равнины невозможного, неизживаемого, полого).
/ 51.21.7102/