Возвращаешься из Парижа,
будто возвращаешься из пожара.
И, ступая ботинками рыжими
по ступеням пятёрочек и ашанов,
думаешь: "А могла бы ведь и остаться,
не в Париже, так хотя бы в Алжире".
Тогда летят сквозь кольцо дистанций
срочные телеграммы снежинок.
Я отвечаю просто: "Нет, не могла бы".
Рисую твой профиль, пока без успеха.
"И так далеко до твоей златоглавой,
до алжиров к пенсии не доехать".
Отправив колючий смайл, выходишь из сети.
Минуту спустя добавляешь: "Скучаю".
Я мог бы жить с этим, а ты с этим:
"По городу?..", "Не смешно". Ну да, печально.
Когда ртутный градусник небоскрёба
измеряет температуру заката,
и вываливается требуха трёпа
сквозь хрустящие листья салата,
по исколотым минералкой нёбам
на дежурные скатерти кофеен,
на бегу, начеку, в ногу,
под динь-динь козырных феек...
Глядя на зеркальные витрины,
так молчишь, что космос в сердцевине
с лёгкостью фиксирует нейтрино.
Распуская петли лицевые,
падают куда-то спицы-мысли.
Понапрасну кнопки нажимает
и грохочет этот город-выстрел,
ведь сочится город-рана ножевая,
потаённо, где-то в подреберье,
и ты знаешь, что без исцеления.
Сена протекает сквозь империю,
чёрный кот садится на колени.