Прихожу домой после трудового дня, предвкушаю отдых. Разоблачившись в передней, прохожу в комнату, переодеваюсь в домашнюю одежду и снимаю серёжки, чтобы уши «отдохнули». Жемчужинка резво отскакивает от крепления и, победно дзинькнув об икейский ламинат, скрывается в пространство под компьютерным столом и далее, к книжной полке.
Остриё штыря, к которому крепилась жемчужинка, слегка обломилось, видимо, когда я усердно обхватила её двумя пальцами одной руки, а двумя второй столь же усердно развинчивала замочек штифта, который усугубил процесс тем, что стал проворачиваться. Итак, жемчужинка отлетела, остриё обломилось и торчало, замок проворачивался – снять серёжку доступным обычным способом не представлялось возможным. Человек всё-таки существо, свято верящее в свои безграничные возможности, иначе как оправдать его залихватскую смелость, граничащую с безумством, в осуществлении чего-либо? Не, это здорово, конечно (я про веру), но до чего иногда бывает досадно убедиться в обратном!!! Промучившись с креплением минут пятнадцать (ухо горит и болит, в нём надёжно и победоносно торчит с двух сторон бесполезный штифт, я начинаю «закипать»), решаю, что без помощи со стороны мне не обойтись.
Мне, к слову сказать, повезло с соседями. На двух этажах нашего подъезда живут аж три семьи, на которых я могу положиться в разных жизненных ситуациях (и периодически делаю это, кстати, равнообменным способом). Из трёх в этот вечер гостеприимные объятия своей квартиры мне распахнули Любаня и Андрей, с первого этажа. После короткого совещания (А ты уверена, что проворачивается? Дай попробую! А если пассатижами зажать?) принимаем единственно верное решение: увы, но снять серёжку можно, только лишь откусив штифт с одной из двух торчащих сторон.
Эскизно набрасываю картину маслом. Сосредоточенная заслуженная учительница начальных классов, деловито снующая и поставляющая инструментарий для проведения операции вселенского масштаба. Колоритный исполнитель роли доброго айболита Андрюха, ибо он на костылях после производственной травмы (перелом шейки бедра). Я, почему-то вдруг страшно обеспокоенная всем предстоящим, старательно отмахивающаяся от воображения, услужливо подсовывающего мне образ Ван Гога.
Ник (золотистый лабрадор и просто хороший человек), умильно и успокаивающе заглядывающий в глаза. И персидский кот Степан, ради «посмотреть на интересное» пренебрегший вечерним сном, и усевшийся, как в первом ряду партера, на границе кухни и комнаты.
Плоскогубцы были отвергнуты не сразу. После опробования вариантности подходов к проблемному уху с разных сторон, смене ротаций с барного стула на диван/табуретку/пуфик, и по причине устрашающего вида и толстых лезвий, даже близко не подлезающих в промежуток между ухом и штифтом. Обескураженные хозяева, надеявшиеся решить проблему очевидным способом, стали перебирать варианты.
- Любань, тащи Никину когтерезку! – Андрюха вожделенно потёр руки. – Точнец, щас порешаем.
- Точнееец... - опасливо протянула я.
- Да не боись, Маруся. Знаешь, у Ника какие когти? А когтерезкой, как по маслу.
Любаня принесла инструмент, привлекла моё внимание, нарочито обработала его хлоргексидином, протянула мужу. Тот отставил костыль в сторону и стал соразмерять предметы поля деятельности.
Нержавейка неприятно похолодила мочку. Где-то внутри предательски сжалось.
- Не защемит мне там ухо-то? Не подрежет? – тонким напряженным голоском озвучила я жуткое сомнение.
- О, Андрюх, погоди! – Любаня резво метнулась в коридор, вернулась с кошельком, достала оттуда карточку Мастеркард. – Подложи, надежней будет.
И, увидев мои округлившиеся глаза:
- А что? Мы, когда Нику когти обрезаем, всегда так делаем!
Мастеркард, вседержатель финансовых операций, оказался бессилен в таком непростом деле, как усекновение штифта, и хищная когтеточка таки прищемила нежную кожу, о чём я с громким воплем, сдобренным вескими эпитетами, и сообщила моим эмчеэсовцам. Степан сочувственно мявкнул, Ник потёрся о коленку.
Отзвуком воплю в проеме двери нарисовался сын семьи Петя (умная голова, школа с золотой медалью, студент престижнейшего вуза, удивительно сохранивший детское образное сходство с Гарри Поттером).
- Всем добрый вечер. Даже через наушники услышал. Вот вы тут пункт первой помощи открыли, а телефон быстрого вызова скорой помните?
- Пееетяаа!!! – с богатой интонационной палитрой воскликнули мы втроём, и Петя, меланхолично пожав плечами, удалился в дебри матанализа.
Повисла пауза. Если бы ухо могло вздыхать, оно бы прерывисто вздохнуло именно в этот момент. Что, впрочем, сделала за него я.
- Успокоиться тебе надо... - буднично сказал хозяин дома, оперевшись на костыль. – Люб, плесни ей коньячку!
Просветитель подрастающего поколения охотно разлила коньяк в три рюмки. И вдруг, после секундной паузы, архимедово воскликнула:
- Эврика! Учитесь, студенты! - и победоносно извлекла из маникюрного набора кусачки. Довольно миниатюрные. Матово-спасительно поблескивавшие.
Уловив в Андрюхиных глазах кровожадный всполох, я вскочила с дивана, проделала операцию с обеззараживанием, одним прыжком преодолела расстояние из комнаты в коридор, и, отчаянно извернувшись в зеркальную гладь шкафа-купе многострадальным ухом, примерившись несколько раз, решительно сжала ручки кусачек...
Через несколько минут, дыхнув на меня парами коньяка, и закрывая за мной дверь, семейство почти синхронно прокричало:
- Ну, ты это...заходи, если чо!
Дружно грянувший за этим хохот разнесся по площадке. Лифт вознёс меня на мой этаж, а освобождённое ухо – на вершину покоя.
Чем бы хотелось закончить? Тем, что человек всё-таки всемогущее существо. Особенно, когда проявить это всемогущество иногда ему помогает кто-то хороший.