Зима. Пятидневка. Метро на ладони.
Спускаюсь. Трамбуюсь. Япония близко.
Нахрапом берутся сиденья в вагоне.
К дверям прислонился — и ты в зоне риска.
А люди в вагоне — как в римском агоне:
солиднее выглядят с сумкой-гантелей
и рвутся на выход! Погоня! Погоня!
Усталость забыта в закутанном теле!
Замотаны щёки, и щёлочки-глазки
буравят нагревшего тёплое место.
Его недосып им совсем не отмазка,
без куртки сидеть вообще-то нечестно,
когда есть такие дородные люди,
которые сядут вальяжно, массивно
и метр на метр в своем абсолюте
поедут, толпу созерцая пассивно.
И сразу тепло и уютно в вагоне,
закутанным грезятся в буднях рутинных
застывшие в водах лагуны дюгони,
заснувшие в устье реки ламантины.
Сидят исполинские девы морские
и чувствуют жар под одеждой капустной.
Вот так коротаем мы дни городские.
Поездки в метро — это тоже искусство.
А если представить, то сколько дюгоней
в вагон поместилось бы без суматохи!
Летели б со свистом дюгони в вагоне,
и их изумлял бы за окнами грохот,
и свет, что на станциях бьёт непременно,
ему бы тогда поразились сирены.
Но, впрочем, в прохладном подземном тоннеле
они бы расслабились и присмирели.
Зимой в сильный минус все мы дюгони,
и если состав замирает, в вагоне
в агонии бьёмся как в тесной печурке
и падаем на пол
как сбитые чурки.
Но тут же встаем и — трудиться искусно
бредём из подземки в одежде капустной.
А все потому, что любой ленинградец
не знает совсем, кто такой тунеядец.
16 декабря 2017