Преступная халатность

Екатерина Сидорова1
   Наступила весна 1962 года. У наших героев  двойной праздник! 11 лет, как они вместе и 10 лет, как  в законном браке.  Много пришлось пережить и хорошего и плохого за эти годы. Родные Володи уехали в Казахстан, как и большинство немцев. Наши герои тоже пытались там жить, но Володе было не по климату. Он часто болел,  и они вернулись в Сибирь. В большом, но чужом селе купили домик, завели новых друзей, устроились на хорошую работу. Володя работал завскладом. Конечно, он не мог всем быть угодным. Однажды, прядя с работы, со смехом сказывал:
-Всё, Маруся, я теперь русский! 
-Почему? - удивлённо спросила жена.
-Я сегодня шёл с работы за двумя немцами, которые работают на нашем предприятии, они меня так ругали, разговаривая по-немецки,  и назвали русской свиньёй. Значит, я говорю без акцента,- радовался, как дитя, Володя.
«Вот почему мы не вернулись в родное село, - подумала Маруся, - детям скоро идти в школу, и он не хочет, чтобы их дразнили, как его в детстве».
     Десятилетие свадьбы супруги с размахом отпраздновали в Казахстане: были и цветы, и торт, и шампанское. Были и друзья, и родные. На столе – в изобилии угощение. Весело, с музыкой и танцами праздновали весь день.
     А  сегодня они никого не хотели видеть. Сумерничали с детьми, вспоминали лучшие моменты совместной жизни, вспомнили и Володин «сюрприз» на регистрации брака, когда он взял Марусину фамилию. И такая ностальгия наступила на горло, такая тоска,  будто оба предчувствовали что-то нехорошее. Вроде, всё хорошо, а вот поди ж ты. Почему мы не умеем разгадывать знаки, которые нам подаёт интуиция? Вот бы тогда собраться  им, взять деток в охапку и бежать, бежать из  этой чужой деревни,  куда глаза глядят.
     Со временем забылся этот тоскливый вечер. Прошла весна. Лето уж было на исходе. Мальчиков готовили к школе: их решили отдать в один класс, а маленькой  Оле исполнилось три годика. Её ждал детский сад. Всё было хорошо.
    29 августа день прошёл как обычно. Ни что не предвещало беды. Легли спокойно спать, а ночью Володя неловко повернулся, и вдруг сильнейшая боль пронзила живот. Он пытался лечь удобнее, боясь побеспокоить любимую, разбудить малышей. Он терпел  адскую боль, но ни единого раза не застонал. А Маруся, уработавшись, устав с малышами, спала, как убитая, и сердце ей не подсказало, какая страшная беда надвигается. Только на рассвете, когда сон стал более чутким, она, не просыпаясь,  поняла: что-то не так.  Открыв глаза, Маруся увидела, что любимый муж белый, как полотно. Узнав, в чём дело, она побежала искать машину, чтобы отвезти мужа в больницу. Ни телефонов, ни «Скорой помощи» тогда в деревне и в помине не было. Во всяком случае, в той деревне, где они жили.
        Когда Володю привезли в местную больницу, его даже не осмотрел врач, а просто сделали обезболивающий укол. Так прошли сутки. Боль не проходила. Маруся, придя на следующее утро проведать мужа и узнав, что никаких мер не принято, долго умоляла врача осмотреть больного. И только после этого  врач изволил осмотреть больного, но так и не понял, что с ним. На следующее утро он просто отправил его в районную больницу. Прошло двое суток.
      Володю  положили в районную больницу. Но и здесь его никто не осмотрел,  а только сделали такой же обезболивающий укол. Маруся больше не отходила от мужа ни на минутку, но что может сделать молодая деревенская женщина, далёкая от медицины. Прошло трое суток.
      Маруся, по совету санитарочки,  наконец-то нашла какого-то врача. Он-то и сказал, что хирурга нет,   и не будет в ближайшие дни. Как потом выяснилось, хирург уехал копать картошку на своём поле. Его не было три дня. Тот врач, которого нашла Маруся, оказался студентом-практикантом, будущим хирургом.  Вот он-то, не имея практики, но насмотревшись на мучения молодого мужчины, не выдержал и на свой страх и риск сделал Володе операцию. Это был обыкновенный заворот кишок. Как потом сказали опытные врачи, достаточно было клизмы, которую надо было сделать сразу же при поступлении в сельскую больницу. Но через четверо суток все кишки  так были воспалены, что будущему хирургу пришлось какую-то часть их вырезать. На пятый день приехал хирург с картошки, пьяный до невменяемости. Операцию в таком состоянии, понятно, он делать не мог.
      Володе не становилось лучше. Ему сделал тот же практикант вторую операцию. Но было поздно: весь кишечник просто расползался в руках. 4 сентября, придя в сознание после наркоза и увидев Марусю, Володя улыбнулся ей и тихо-тихо пропел слова  песни, которую он часто слышал в доме Марусиных родителей: «Последний нонешний денёчек гуляю с вами я, друзья», затем  взял жену за руку и сказал: «Всё, любимая, я ухожу» и протянул губы для поцелуя. Маруся поцеловала его. И Володи не стало. Ему было 28 лет и 8 месяцев. 11 лет и 5 месяцев он был безгранично счастлив в любви. 
      Никого не судили, никого не отстранили от работы: ни сельского врача-неуча, ни хирурга – пьяницу и разгильдяя. Ничего Маруся не добилась, куда только ни ходила. Всем известно: рука руку моет, ворон ворону глаз не выклюет.  Не зря тогда люди говорили: «Сталина на вас – негодяев не хватает». После трагической гибели мужа, не добившись справедливости, в 28 дет оставшись одна с тремя детьми мал мала меньше, Маруся резко изменилась. Как будто она умерла вместе с мужем. Как будто это не та весёлая и задорная девчонка, пережившая войну, голод, холод, нищету.
    Человеческое равнодушие,  разгильдяйство, некомпетентность, негодяйство страшней войны, страшней репрессий.

19.12.2017 г.