Тихий шелест карандаша
перешёл в лейтмотив, с годами.
Щедро раненая душа
покрывает листы следами.
Стихоточит она в строку,
сознавая, – неисцелима.
Сколько строк на своём веку
обронила? Неисчислимо.
Злому времени вопреки,
безрассудно, неосторожно,
всё листает черновики,
понимая, что невозможно
даже толику поменять
под давлением покаянья.
Но, последние у меня
силы требует, на старанья.
И бежит из-под ног земля,
душит время своей нехваткой.
Не скупятся на векселя
память с совестью – бабы с хваткой.
Я в долгах с головы до пят,
не предвидится искупленье.
Но, за то, на листах пестрят
те следы, что сильней забвенья...