КУЛИКОВО ПОЛЕ
В преданьях изложено, как это было:
Со свитком в кармане, на мокром коне,
Загнав по пути жеребца и кобылу,
Примчался к московскому князю гонец.
Пропитанный потом, смертельно усталый,
От пыли почти не видать бороды,
Он долго скакал из далекой заставы
Без крошки съестного, без капли воды.
Не с радостной вестью вошел он в светлицу,
Сидящему Дмитрию кланяясь в пол.
Молва о гонце облетела столицу
И, в первую очередь, княжеский полк.
На башнях кремля поменялась охрана,
А в это же время, усевшись в гробу,
С высоких ступеней Успенского храма
Пророчил несчастье блаженный горбун:
К зиме будет плуг на мечи перекован.
Дружине с Ордой потягаться пора.
За Доном, где поле шумит Куликово,
Сойдется на битву огромная рать...
В коротком письме сообщал воевода,
Что срочно-де, княже, народ поднимай.
За русскую землю готовьтесь к походу,
Совсем распоясался темник Мамай.
Недюжинный ум, золоченые латы,
Высокого роста, плечами широк,
Умело владеет мечом из булата,
Ну кто, как не князь, преподаст им урок?
Напрасно в шатре, за большим дастарханом,
Слегка кривоногий, с безусым лицом,
Поганый мирза объявил себя ханом,
Степного народа великим отцом.
В коварной душе самозваный безбожник
Два года лелеял задуманный план:
Разграбив Москву и союзников тоже,
С нукерами все поделить пополам.
Глумиться над верой хотел православной,
Сжигать златоглавые храмы дотла,
Но канет со временем в Лету бесславно,
Едва из кровавого спасшись котла…
Прочтя донесение от воеводы,
Задумался крепко надёжа Руси.
Бояре когда-то смотрели, как в воду,
Разгрома на Воже Орда не простит.
Проклятый хомут, было, сдвинули с шеи,
В тот раз отстояли родные места.
А ныне угроза уже пострашнее
И сила теперь у Мамая не та.
Он взял под начало не меньше ста тысяч
Наемных стрелков, кочевых янычар.
Подобную гадину плетью не высечь,
Ее вырубают под корень, с плеча.
Уж если задумал раскосый вражина
Урусов числом до печенок достать,
Тогда, худо-бедно, и наша дружина
Должна быть монголо-татарской под стать.
Тот день от вестей не задался чертовски.
Другая беда стерегла за углом –
Рязанский Олег и Ягайло Литовский
Заранее били Мамаю челом.
Приняв благосклонно послов от обоих,
Мамай поджидал их на Красном холме.
Князь Дмитрий, узнав, изменился собою,
Однако в глазах его блеск не померк.
Подумав, промолвил в ответ: Поделом им.
Ужо доберусь – закопаю живьем.
Без них басурманам хребет переломим.
Никто не укроется, всех перебьем.
На завтра в Москве созывается вече.
К нему порождая большой интерес,
Высоких гостей пригласили на встречу
Из множества княжеств, лежащих окрест.
Собравшихся князь вопрошает словами
(Внимал ему Новгород, Серпухов, Псков…):
Доколе же, братья, Москве вместе с вами
Сносить лихоимство мамаевых псов?
Опять нечестивцы нас к смерти толкают,
Великое войско за Доном в пути.
Неужто же вместе, врагу потакая,
Не справим дружину ему супротив?
На том порешили, что каждому гоже,
Кто княжить посажен в своих городках,
Представить в Коломну к Успенью, не позже,
Под знамя Христово не меньше полка
Дружинников добрых с оружием знатным,
При копьях, мечах, с топорами в руках,
Кто не побежит с поля боя обратно,
Когда проливается крови река.
Татарское войско - не стадо баранов,
Его не возьмешь на авось, как-нибудь.
Поэтому Дмитрий с отрядом охраны
К обители Троицы выехал в путь.
Он должен спросить умудренного старца:
Как выйдет на бой с басурманом худым,
Что может с его воеводами статься,
Не ждать ли дружине откуда беды?
Уважил его преподобный отшельник,
Под именем Сергий известный вполне.
Он ведал уже, что с утра в понедельник
Пожалует гость на буланом коне.
На князя взглянув, ясновидящий старче
Спокойно промолвил: Не бойся, иди.
Твоих воевод ожидает удача,
Враги же погибель найдут впереди.
Но прежде, чем гости уедут с ответом,
Отец двух послушников звал из сеней.
Один был Ослябей, второй – Пересветом,
И тот и другой из боярских семей.
Напутствуя их по отцовскому строго,
Как верой и правдой в походе служить,
Отправил обоих с гостями в дорогу,
Чтоб буйные головы в битве сложить.
Вернувшись из Троицы, Дмитрий в Коломну
Направил свой путь, чтобы к сроку поспеть.
Он сам и попутчиков верных колонна
Готовы к борьбе не на жизнь, а на смерть.
И старый, и малый чернили Мамая,
Дружину свою провожая на бой.
Их витязи, жен и детей обнимая,
Частицу тепла уносили с собой.
Они будут биться за землю святую,
Ржаные поля, вековые леса.
Даст Бог, их родных злая чаша минует,
В которой неволя лежит на весах.
Коломну заполнило море людское,
Кольчуги, шеломы, повозки, челны…
Здесь нет ни души, омраченной тоскою,
Все лица достоинством русским полны.
Где князь, там и воин, где лук, там и лучник,
В отдельности всякий умен и толков.
Но чтобы с врагом управляться сподручней,
Разбились на пять полноценных полков.
Вестимо, у каждого свой воевода,
Из светлых князей, именитых бояр,
Не раз побывавших с дружиной в походах,
Себя показавших в жестоких боях.
Теперь и на Дон отправляться не стыдно,
Под семьдесят тысяч в седле и в строю.
Скорей бы уж битва, а там будет видно,
Кто сыщет погибель в далеком краю.
У Дмитрия все же душа не на месте:
По силам ли голову змею срубить?
Как раз подоспели от Сергия вести,
Что Бог им поможет Мамая разбить.
А ежели так, то пора и в дорогу,
Землицу свою из беды вызволять.
Того, кто грозил их родному порогу,
В его же поганой крови извалять.
Шагали неспешно, то полем, то лесом,
Стремясь не расходовать силы зазря.
Пока из Коломны добрались до места,
Семь раз на востоке пылала заря.
Спросите у Дона, а лучше у поля,
Которое здесь Куликовым зовут:
Наш сокол, сражаясь, не ведает боли,
Ему ли бояться степную сову?
До стана Мамая верст десять-двенадцать.
Пока их оттуда не видно врагу,
Осталось уладить, где следует драться,
На этом или же на том берегу.
Решили, что там, за рекой, поудобней.
Хотя и не на руку солнце в глаза,
Зато, если кто-то по слабости дрогнет,
Не будет соблазна вернуться назад.
Туда перешли по песчаному броду,
Аршина на два у него глубины.
Еще не сходилось по столько народу
На битву ни с той, ни с другой стороны.
Князь Дмитрий окинул окрестности взором:
Налево дубрава, болото правей,
Меж ними достаточно будет простора
Рубить супостата по пояс в траве.
Вожак лиходеев коварный и хитрый,
Об этом давно говорили в Москве.
Собравшийся к вечеру с мыслями Дмитрий
Позвал воевод и князей на совет.
Как должно расставить в бою ратоборцев,
Готовых на копья поднять басурман?
Их мощь будет в несокрушимом упорстве,
Уж ежели гибнуть, так не задарма.
На завтрашний день выпадает суббота.
В церквях Божьей матери ждут Рождества.
А здесь в мешанину из крови и пота
Немало голов опадет, как листва.
С рассветом весь мир в ожидании замер.
Над полем поднялся холодный туман.
Стоящие лошади прядут ушами,
Вдыхая примятой полыни дурман.
Великого предка достойное имя
Впитавший когда-то с грудным молоком,
Московского князя сородич Владимир
Укрылся в дубраве с резервным полком.
Четыре других на широкой равнине
От края до края подняли людей.
Когда разошелся туман, перед ними
За триста саженей стоял лиходей.
Чуть ближе монгол исполинского роста
С огромным копьем гарцевал на коне.
Он всем своим видом на единоборство
Достойного русича звал в тишине.
Из плотных рядов бородатого строя
Шагнул богатырь по высокой траве,
Без лат и без шлема, а звали героя
Послушник святого отца Пересвет.
Сжимая копье широченной ладонью,
Он перекрестился и сел на коня.
Рассказы о том поединке в придонье
Останутся жить до последнего дня.
Послушник расправил могучие плечи,
Являя собой силы духа пример.
Два всадника грозных друг другу навстречу
Пустили коней сразу с места в карьер.
Раздавшийся звук лобового удара
Был словно небесного грома раскат.
Упавшая ниц бездыханная пара
Уже не вернется обратно в войска.
Повержен соперник – все будет в порядке,
Товарищ погибнет – успеха не жди.
Но что ожидать, если в нынешней схватке
Остаться в живых не сумел ни один?
С минуту безмолвно стоял каждый воин,
Желая скорейшей победы над злом.
Еще через миг с нарастающим воем
Безбожная сила пошла на пролом.
В мгновение ока сентябрьское небо
Низвергнулось черными тучами стрел.
Для многих таким этот мир еще не был,
Но выйти из битвы никто не посмел.
На полном ходу обнажив ятаганы,
Волна янычар из мамайской орды
Прошла через поле и, как ураганом,
Смешала дружин боевые ряды.
Сверкают мечи, поражают секиры.
Там бьется дружинник, а здесь басурман.
Их кровь посреди сумасшедшего пира
Струится из рубленых, колотых ран.
Везде, где мелькнет беззащитное тело,
Находятся цели умелой рукой.
Орудуют копья, вонзаются стрелы –
Так тысячи душ обрели здесь покой.
Противник обходит по левому краю.
Славяне напор еще держат пока.
И вдруг в супостата, клинками играя,
Ударила мощь запасного полка.
Враги растерялись и все постепенно
Пустились по полю бежать кто куда.
Презренный Мамай, оценив перемену,
Еще до полудня исчез без следа…
Неделю потом хоронили убитых,
В горючих слезах от глубокой тоски.
Высокой ценой басурмане разбиты,
А Дмитрий Московский стал князем Донским.