Он явится: выгнувшись для броска,
ресницы обожжены,
Он сеятель, он человек песка,
Следящий за мной с луны.
Как клей, как острый конъюнктивит,
скрепит мои веки сном,
И прыгнет на грудь и будет давить
Коленом, как валуном.
Отверстие рта – воронка, ничто,
Скопление черноты.
Он снимет цилиндр, очки, пальто
одежду, бельё, бинты
И кожу, как тонкую кожуру.
Я буду кричать: «Зачем?!»
И, воздух хватая, бессильно замру
В сонном параличе.
Глаза текучие, как смола,
Пульсируя, как коралл,
С укором глядят: «Ну, где ты была,
Когда я один умирал?»
Опухший от слёз, дрожащий, нагой
Он будет тянуться ко мне.
Я буду метаться в бреду, ногой
Запутавшись в простыне.
Потом я сломаюсь – и так разозлюсь,
Что выступит пот на спине,
Я будто бы вскрою раздувшийся флюс,
Нарыв. И проснусь во сне.
И всё ему выскажу с пеной у рта,
Без жалости к седине:
«А сам где ты был? где ты был когда
такой беззащитной мне
Был нужен! Опора,пример, плечо,
Мужчина, скала, кремень -
Где всё это? много чего еще!
Да даже порой ремень!
Ты сам виноват, всё твоя вина!
Но вот ты влетел, как стрела,
Как будто я что-то тебе должна!
Я что-то недодала!»
И он распадется на сотни червей,
И вдруг заскребётся мышь.
А муж, разбудив меня, скажет: «Эй!
малыш, ты во сне кричишь»
Он явится снова неделю спустя
в рыжем смешном парике,
Скрипя топором и едва шелестя
Перьями на руке.
Он явится в образе палача
Клоуна или совы,
Он будет шептать, я буду молчать,
Вздыхать иногда: «Увы,
Всё именно так, как ты говоришь.
Пожалуйста, уходи..»
И что-то в углу - вина или мышь –
Будет опять скрести…
Тогда он сожмется в комок всей душой,
И станет почти незрим…
А я прошепчу: «Не плачь, ты большой,
Не плачь, ты размажешь грим»
Он снова уйдет – несчастный, худой,
Накинув мой пуховик,
Я, кашлянув, выплюну зуб на ладонь –
И зуб этот будет в крови.
И я, белее, чем полотно,
Раздетая до гола,
Опять постараюсь проснуться, но
Окажется, не спала.
Он явится снова – уже через год –
Присядет ко мне на кровать,
И будет мурчать, как ласковый кот,
И лапами врачевать.
А против него будут боль утрат
И горечь земных обид,
И будут тянуть меня, как канат,
В итоге он победит.
Прогонит недуги – и прыг в окно,
Хвостом зацепив вазон.
Проснусь я здоровой, счастливой, но
Мгновенно забуду сон.
А утром, увидев вазон на полу,
Подумаю: «Дежа вю?»
И что-то, что раньше скреблось в углу,
Затихнет. Уже на яву.
Потом он вернётся в последний раз
с улыбкою до ушей,
Чтоб спеть мне тягучий цыганский романс,
О вольной своей душе.
Мы будем сидеть, завернувшись в плед,
Покуривая втихаря,
И знать, что знакомы тысячу лет,
Двадцатую жизнь подряд.
Он будет так молод, и так красив,
И весел, как пьяный чёрт,
Я буду смеяться до слёз и просить:
Постой, посиди ещё..
Потом он уйдёт, поправляя нимб,
Будто икаль араб.
Чуть позже сама отправлюсь за ним:
«Ты там подожди меня, пап»