Неся, с большим почтеньем, словно стяг,
мешочек для галош, она стремилась
к бетонной мостовой. И божья милость
столкнула нас.
Я помню шум в гостях
у проживавших выше Зиминых
звучал оркестром майского парада.
И я, напрасно, выкурил в парадной
полпачки сигарет, стремясь к иным
высотам в наших, так сказать, делах,
что связаны со страстью. Между прочим,
теперь моя любовь, как дама ночью,
которая ещё не родила,
но на сносях.
И все пятнадцать лун,
советуясь с цыганкой, я был верен,
выдерживая всё: ужасный ветер
и балерин, что шествуют в салун
на Малой Безымянной.
Воротить
её в свой малый мир уже не силясь,
я ей шептал вплетая в голос сиплость:
"Зачем ты, Зина, прячешь в воротник
весь контур шеи? Я же без ума..."
И вдруг сознался в высших чувствах той что...
........................................................
... Тогда стояла тяжкая зима.
Январь был так суров, что было тошно.
Теперь раздор наш, в общем-то, почат.
И я уж понимаю свой проступок.
С ней не здороваюсь, но кашляю подчас -
в надежде заразить своей простудой.